Он за тем и к Штерну ездил — помогал ему работать. А я, каюсь, невесть что о нем тогда подумала. Хотя, — тут Шилова неожиданно хихикнула, — один мой сотрудник считает, что одно другому не мешает. Говорит, что общее занятие сплачивает.
Это не тот ли твой сотрудник, который на вампира похож? — ядовито осведомилась Капустинская, обретая наконец дар речи.
Тимофей, разумеется, неказист, но уж фальшивые доллары у себя дома не делает — это я тебе могу гарантировать.
Конечно, зачем это ему — твоему Тимофею? Он у тебя в конторе на других ролях подвизается — например, в роли палача! — бабахнула Капустинская и по продолжительному молчанию, установившемуся в трубке, поняла, что попала в цель. Впрочем, слишком уж злить Шилову в ее планы не входило. Капустинская решила выяснить еще одну вещь.
Ты уже заявила в милицию? — сухо, по-деловому, обратилась она к Диане Павловне. — С такими вещами затягивать не следует.
Я? В милицию? Да ты шутишь? — в голосе Шиловой ясно читалось удивление. — Я предпочитаю государство в свои дела не впутывать. Сама разберусь. Кстати, о твоей Летовой. Она уже звонила мне с докладом. Так вот, можешь ей передать, что в её услугах я больше не нуждаюсь. И пусть держится от Кортнева подальше. Как бы с ней не приключилась неприятность — сама ведь знаешь — «лес рубят — щепки летят».
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Выручать из милиции Гвоздя прикатил сам Черкасов, прихватив с собой личного адвоката Хмельницкого Михаила Раушенбаха. Довольно долго утрясался вопрос, почему у простого бухгалтера, каким числился в штате Хмельницкого Турок, находился во владении пистолет «Беретта» итальянского производства. Начальник Управления внутренних дел немало удивлялся этому факту, а когда — после личного досмотра десантника — выяснилось, что тот тоже весьма основательно вооружен, над головой Гвоздя сгустились такие грозные тучи, что развеять их сумел только адвокат Хмельницкого. Он заявил, что и Гвоздь, и Турок привлекались для сопровождения больших денежных сумм, а потому без пистолетов им просто никак нельзя. Кстати, все тот же Раушенбах привез с собой разрешения на ношение оружия для Гвоздя и ныне уже покойного Турка, выправленные по всей форме.
Гвоздь наконец был отпущен — под подписку о невыезде, но его экзотический пистолет остался в собственности Управления внутренних дел. Полковник Черепанов — начальник Управления — сказал, что сохранит «Борхардт-Люгер» для своего музея. Подобного пистолета, как выяснилось, не имелось даже в экспозиции Музея Вооруженных сил.
По этому поводу Гвоздь находился в ярости и поначалу отвечал на вопросы Черкасова коротко, а иногда вообще только мотал головой — сверху вниз — «да», а из стороны в сторону — стало быть, «нет». Смерть напарника, казалось, потрясла его куда меньше, чем потеря любимого «Борхардта».
Кто грохнул Турка? — сразу же насел на него Черкасов, когда они оказались в машине. В «БМВ» Александра Николаевича их было двое — Раушенбах задержался в Управлении утрясать кое-какие формальности.
Вы бы что-нибудь полегче спросили, — огрызнулся Гвоздь, не переставая трогать подмышечную кобуру, которая была ему оставлена словно в насмешку. — Я базарил с родственниками Тимонина и пробыл у них в квартире довольно долго.
Но ведь во дворе в это время находилась целая армия омоновцев — они-то должны были видеть, кто подходил к «саабу» Турка? — Черкасов недовольно заворчал и полез в карман за подкреплением — «гаванской» сигарой.
Вот у них и спрашивайте, — буркнул Гвоздь, тоже закуривая свои «Лаки страйк». — Только они хрен что скажут. У них, видите лиу тайна следствия…
Черт, и Мамонов куда-то делся, — продолжал излагать свои мысли вслух Александр Николаевич Черкасов. — Как позвонил мне от МАХУ, с тех пор о нём ни слуху ни духу.
Объявится, куда денется, — скривил рот Гвоздь, которого в этот момент более всего интересовал один вопрос: чем заменить свой любимый «Борхардт-Люгер». — Раз молчит, инструкций не просит, значит, делом занят.
А ты-то что зевал, десантник хренов? — зловещим голосом поинтересовался Черкасов. — Нет, чтобы тихонечко убраться со двора, не привлекая к себе внимания. Так нет, поперся к машине: не видел разве, что Турок «зажмурился»?
Я думал, он дрыхнет. Подошел к машине, стал его расталкивать, а тут менты набежали… Оказывается, они еще раньше скумекали, что Турка грохнули, и ждали только, кто к машине подойдет. Ну и повязали меня… Кто ж мог знать, что на этот день у них намечено любимое ментовское удовольствие — борьба с бомжом? И как раз в этом дворе?
Ладно, оставим это, — сказал Черкасов, пыхая сигарой, как пароход, идущий на предельной скорости. — Ты лучше скажи, что у Тимонина нарыл?