Агентство «БМВ»

В своей профессиональной деятельности Серебряков руководствовался сходными принципами — ни к каким группировкам не примыкал, ни под чьими «крышами» не отсиживался, а предпочитал работать в одиночку и оставаться — хотя бы до определенной степени — свободным. То обстоятельство, что он числился в составе сотрудников компании «Троя», он объяснял для себя одной-единственной фразой: «Надо же где-то числиться», — что было в каком-то смысле данью ушедшему уже совковому времени. Кроме того, Серебряков — хотя он вряд ли бы кому в этом признался — был по-своему неравнодушен к Шиловой. Дело было не в ее женских чарах, которыми, признаться, она была наделена в самой скромной мере, а в том, что Серебряков чувствовал в ней то же внутреннее неустройство и одиночество. Если бы Серебряков читал когда-нибудь Киплинга, то при встрече с Шиловой он, возможно, воскликнул бы — подобно известному герою этого писателя: «Мы с тобой одной крови — ты и я!» Но Серебряков Киплинга не читал, восклицал что-либо крайне редко, а потому отвечал Шиловой одной только молчаливой приязнью и безусловной преданностью — качествами, надо сказать, в нынешние времена крайне редкими.

Поскольку Серебрякова в течение ряда лет привлекали к выполнению определенного рода поручений самые разные люди, в том числе подозрительные незарегистрированные объединения, именуемые в народе «крышами», — он отлично знал многих представителей того параллельного мира, о котором обычно рассказывают в телевизионной передаче «Криминальная Россия». Знал он и про «крышу» банкира Хмельницкого, во главе которой стоял авторитет Черкасов. Поэтому, для того чтобы получить некоторые нужные ему данные, Серебрякову требовалось сделать всего несколько звонков. Дополнительной информацией — но полученной по своим собственным каналам — Тимофея снабдила лично Диана Павловна. По этой причине — когда Серебряков снова выехал на своей потертой «четверке» в город — он уже досконально знал, какие автомобили в гараже Хмельницкого обслуживают Черкасова и его братву.

Подъехав к гаражу банка «Эльдорадо», Тимофей припарковался у края тротуара на почтительном расстоянии от ворот и выезда, откинулся на спинку сплюснутого временем кресла и, приподняв воротник потертого пальто, погрузился в состояние анабиоза.

Серебряков ждал черный «сааб-турбо», на котором обыкновенно ездил Гвоздь — телохранитель Черкасова — вместе с другой шушерой, помельче. «Ягуар» находился в безраздельной собственности Мамонова, числившегося помощником Черкасова и являвшегося, так сказать, кем-то вроде его министра иностранных дел. Сам же шеф ездил на «БМВ-540» — предпочитал машину скоростную и маневренную, пусть даже и не столь комфортабельную, как большой и тяжелый «ягуар»…

Со стороны можно было подумать, что Серебряков спит или — того хуже — внезапно скончался от сердечного приступа: такое у него было бледное, безжизненное лицо. Как он при этом ухитрялся слышать, а тем более — видеть — оставалось загадкой. Несколько человек — из тех, кто знал Серебрякова чуть лучше прочих, ибо не осталось на свете никого, кто знал бы его хорошо — утверждали, что у него прозрачные веки. Вроде зеркальных солнечных очков.

Серебряков первым заметил Турка, который вылез из такси неподалеку от гаража и двинулся к металлической решетке, закрывавшей выезд. Нагнувшись к застекленному окошечку охранника и просунув ему внутрь будки какой-то документ, Турок немного постоял, притопывая от нетерпения черным ботинком, после чего был пропущен внутрь. За это время железная гармошка решетки дважды совершила путешествие — сначала отъехала, а потом вернулась на исходную позицию — и всякий раз ее движение сопровождалось металлическим лязгом и громким постукиванием.

Серебряков даже не пошевелился.

Зато когда из недр гаража вылупился, словно блестящий черный крокодильчик, приземистый, чуть приплюснутый «сааб-турбо», он экономным движением повернул в замке ключ, погрел мотор и покатил вслед за «шведом».

«Надеюсь, Турок доставит меня прямиком к Штерну — где бы тот ни находился, — думал Тимофей. — Смешно ведь, в самом деле, рассчитывать, что от Авилова он вернулся вместе со всем своим багажом домой к маме».

Серебряков когда-то знавал Турка, правда, плохо — только по Ростову, и хорошо помнил, что тогда им не пришлось обменяться и парой слов. Ну и потом — слишком много времени с тех пор минуло. Тем не менее Серебряков — чтобы не рисковать — старался держаться подальше от этого черноволосого горбоносого парня, который получил свое прозвище за характерную внешность, хотя и был родом не с берегов Босфора, а из донских казаков.

Когда Турок заехал во двор дома на улице Алабяна, Тимофей насторожился, но ничего не произошло. Турок даже не вышел из машины, а остался в ней сидеть, беззаботно насвистывая и посматривая по сторонам.

Тимофею стало ясно, что он кого-то ждет — но не Штерна, это уж точно. Впрочем, когда на улице во всем своем великолепии появился Гвоздь, все вопросы сами собой отпали.