Агентство «БМВ»

Вдруг два пассажира, расположившиеся в первом ряду неподалеку от кабинки водителя, синхронно поднялись с кресел и, нагнувшись к шоферу, стали что-то взволнованно ему втолковывать. Ясное дело, это был непорядок, и к водительской кабине отчаянно заторопилась женщина-кондуктор. Беспокойные пассажиры разом накинулись на нее, выражая свою просьбу отчаянной жестикуляцией и гортанными выкриками — судя по всему, на казахском языке. Женщина некоторое время их слушала, после чего обреченно махнула рукой и уже сама обратилась к водителю. Стальная махина автобуса, разогнавшаяся было на прямом, как стрела, шоссе, неожиданно начала притормаживать и наконец остановилась. Свистнула гидравлическая система, открывавшая складную, как ширма, дверь, и страстные обитатели восточных степей, предварительно сунув купюру в ладонь кондукторши, скрылись в черном проеме двери.

Молодой человек в берете в мгновение ока сорвался с места и устремился по салону вперед — к двери. Из освещенного брюха железного левиафана он вырвался в самый последний момент—когда стальная ширма двери уже закрывалась.

Как только дверь захлопнулась, махина автобуса стронулась с места и, развив ход, помчалась по шоссе дальше — к Москве, мигнув на прощание оставившим ее пассажирам рубиновыми глазками подфарников.

Местность, где водитель «Икаруса» высадил двух казахов и молодого человека в куртке «пилот», вовсе не была дикой и необитаемой, как это могло показаться пассажирам освещенного автобуса. Вдоль оживленной трассы горели фонари, а чуть в стороне виднелись двух- и трехэтажные дома — то ли поселок городского типа, то ли административный центр какого-то еще совсем недавно процветавшего подмосковного совхоза.

Казахи сразу же двинулись по направлению к кафе с неоновой вывеской «ВВС». Они отлично ориентировались во мраке и ступали с такой уверенностью, что можно было подумать, будто здешние места им хорошо знакомы.

Выждав минут десять, к голубым неоновым буквам «ВВС» двинулся и молодой человек в спецназовском берете. Теперь он не спешил, но курс выдерживал абсолютно определенный — к дверям кафе, за которыми уже скрылись два господина из солнечной Алма-Аты.

Чуть помедлив у стеклянной, треснувшей в нескольких местах двери, молодой человек вошел в заведение.

Миновав неработающий гардероб, он прошел в залу и, скинув берет и распахнув куртку, расположился за стойкой бара на высоком деревянном табурете, изготовленном, судя по всему, на местном мебельном предприятии.

— Чего тебе? — поинтересовался бармен, крепкий, будто статуя, отлитая из чугуна. Его маленькие серые глаза смотрели на посетителя внимательно и не слишком любезно — видно было, что он не жаловал чужаков, а местных завсегдатаев, расположившихся за неопрятными столиками в не слишком просторной комнате, знал всех наперечет и, возможно, даже по именам.

— Мне-то? — переспросил молодой человек, засовывая свой военизированный берет за кожаный погон куртки. — Пива, если можно.

— Ответ неоригинальный, — буркнул бармен, не сводя глаз с клиента. — Пива, по счастью, у нас много. Разного. Тебе-то какого надо, приятель?

— Какого хочешь — главное, светлого, — сообщил свое пожелание молодой человек, с некоторым вызовом обращаясь к бармену на «ты». — «Холстен» дай, если есть.

Бармен вытянул с полки серебристую банку «Холстена», вскрыл ее, перелил содержимое в длинную пивную кружку и, не сказав больше ни слова, поставил ее перед молодым человеком на стойку, ткнув предварительно пальцем в ценник, висевший у стойки на самом видном месте.

Потягивая пиво, молодой человек принялся лениво обозревать полупустой зал, декорированный по стенам фотографиями боевых самолетов и вертолетов, вставленными в металлические рамки, а также портретами известных асов-истребителей всех времен и народов, среди которых были красный барон Германии Манфред фон Рихтгофен и Главный маршал авиации СССР Александр Иванович Покрышкин.

Казахи сидели за самым крайним столиком — у окна — и о чем-то тихонько переговаривались — настолько тихо, что нельзя было понять, по-русски они говорят или по-казахски. Бармен отнес за их столик четыре высоких бокала светлого пива. Как ни странно, никакого неудовольствия по отношению к гостям из Средней Азии он не проявлял. Впрочем, скоро в зале стал гаснуть свет, и наблюдать за всем, что происходит в зале, стало трудно. На небольшом подиуме в центре, снабженном микрофоном и стереоколонками, появился певец. Это был парень лет примерно двадцати — двадцати двух, с длинной нечесаной гривой и в темных очках кружочками. Одет он был в голубой джинсовый костюм не по сезону и черную рубашку, распахнутую на белой, безволосой груди.

Ударив по струнам подключенной к динамикам гитары с двумя грифами, певец затянул песню в стиле блюз. В переводе на русский текст означал примерно следующее: