Агентство «Томпсон и K°»

Робер несколько удивился этому своеобразному вступлению. Тем не менее сердиться не было основания; намерения обидеть его, конечно, не существовало. В то время как мужчина говорил, три женщины отвешивали поклоны, а мальчик таращил глаза, в которых читалось явное удивление.

– Могу ли я знать, милостивый государь, с кем имею дело? – холодно спросил Робер.

Это была вполне естественная холодность. Ничего особенно соблазнительного не представляло знакомство с этим толстым, простоватым человеком, от которого разило глупостью и самодовольством, а также с семьей его, состоявшей, не считая мальчика, из жены, особы более чем зрелого возраста, и двух дочерей, сухих и некрасивых, должно быть лет под тридцать.

– Конечно, конечно, сударь! – отвечал дородный господин.

Однако, прежде чем дать требуемое сведение, он принялся искать складные стулья для себя и членов своей семьи. Вскоре вся семья удобно устроилась.

– Садитесь же, – сказал незнакомец Роберу ласковым голосом.

Робер последовал этому приглашению.

– Сидя-то лучше, не так ли?! – воскликнул толстяк смеясь. – А! Вы, значит, спрашивали, кто я такой. Мистер Блокхед – хорошо известный в своем квартале, и с почетной стороны, сударь! Всякий скажет вам это. Бакалейная торговля Блокхеда, Трафальгар-стрит. Сам же – душа нараспашку.

Робер улыбнулся в знак согласия.

– Теперь вы, может, спросите меня, как это я, Блокхед, почтенный бакалейщик, нахожусь в эту минуту на пароходе? Я отвечу вам, что до вчерашнего дня я никогда не видел моря… Это уж слишком. А? Что поделаешь, любезный, в коммерции надо много работать, если не хочешь кончить работным домом. Вы скажете, воскресенье. А что ж воскресенье!. Короче, за тридцать лет и ноги нашей не было за городом… Так что, наконец, когда достаток явился, мы и удалились от дел.

– И захотели наверстать потерянное время? – спросил Робер, делая вид, что живо интересуется.

– Не угадали. Сначала мы отдохнули. Потом начали сильно скучать. Ругать приказчиков, служить покупателям – не хватало нам этого! Я частенько говаривал жене: «Миссис Блокхед, надо бы нам совершить маленькое путешествие». Но она и слышать не хотела, потому – расход, понимаете. Пока, наконец, дней десять тому назад не заметил я афиши агентства Томпсона. Это как раз было в тридцать первую годовщину нашей свадьбы с Джорджиной – так, сударь, зовется миссис Блокхед, это ее уменьшительное имя… Тогда я, ничего не говоря, взял билеты. Но кто был доволен – это мои дочери, которых представляю вам… Кланяйся, Бесси! Кланяйся, Мэри!.. Миссис Блокхед, правда, немного ворчала. Но когда узнала, что я заплатил только полбилета за Эбеля… Эбель – сынишка мой, сударь… Поклонись же, Эбель. Вежливость всегда отличает джентльмена… Да, полместа… Эбелю только второго июня исполнится десять лет. Ведь вот какой счастливый случай! А?

– И вы довольны вашим решением? – спросил Робер, чтобы что-нибудь сказать.

– Доволен?! – вскричал Блокхед. – Скажите – очарован. Море! Пароход! Каюты! И слуг сколько душе угодно! Удивительно все это! Говорю что думаю, сударь. Блокхед – человек откровенный, душа нараспашку!

Робер повторил свой жест, выражавший согласие.

– Но это не все, – продолжал неистощимый болтун. – Когда я узнал, что буду путешествовать с французским профессором, так у меня сердце и забилось. Я никогда и не видывал французского профессора.

Робер, превращенный в феномен, скорчил гримасу.

– Потом я подумал одним ударом двух зайцев убить. Что бы вам мешало, в самом деле, дать моему сыну несколько уроков французского языка? Он уже начал было…

– А! Ваш сын уже…

– Да. Он знает только одну фразу, но зато знает ее хорошо. Эбель, скажи-ка фразу господину.

Эбель тотчас же встал и тоном школьника, отвечающего урок, но, очевидно, не понимая смысла, произнес на довольно чистом французском языке следующую неожиданную фразу:

– «Ну и потешные же эти почтенные бакалейщики, нечего сказать!»

Робер разразился смехом, к великому смущению Блокхеда и его семьи.

– Ничего тут нет смешного, – заметил тот с жеманным видом. – Эбель не мог скверно произнести. Французский художник научил его этой фразе.

Оборвав этот потешный инцидент, Робер извинился, что не может принять сделанное ему предложение, так как его обязанности не оставляют ему свободного времени, и собирался во что бы то ни стало избавиться от назойливого господина, как вдруг случай пришел ему на выручку.

Уже несколько минут, как Пипербом из Роттердама ходил взад и вперед по спардеку, неутомимо продолжая охотиться за переводчиком. Он подходил к пассажирам и расспрашивал одного за другим, не получая, однако, друтого ответа, кроме знака беспомощного незнания. После каждой неудачной попытки лицо Пипербома вытягивалось, становилось еще более грустным.

Несколько слов, произнесенных беднягой, дошли до слуха Блокхеда и заставили его навострить уши.

– Кто этот господин, – спросил он у Робера, – и на каком это странном языке он говорит?

– Это голландец, – ответил Робер, – положение его не очень-то приятное.

При слове «голландец» Блокхед встал.

– Эбель, иди за мной! – приказал он.