Агентство «Томпсон и K°»

Надо признаться, что экскурсия не представляла собой ничего приятного. Холод на этой высоте становился довольно резким, между тем как лучи солнца еще горели, недостаточно просеваемые разреженным воздухом.

С другой стороны, продвигаясь таким образом к югу, не замедлили наткнуться на более серьезные неудобства. От пемзовой почвы более яркой белизны, чем снег, лучи солнца отражались как от зеркала, к великому ущербу для самых здоровых глаз. Рожер, по совету Робера сделавший запас синих очков, находился вместе со своими друзьями вне всякой опасности. Но немногие из путников приняли эту предосторожность, и вскоре у некоторых началось воспаление глаз, принудившее их вернуться назад. Мало-помалу большинство всадников, из опасения ли офтальмии или вследствие усталости, благоразумно направились обратно по дороге в Оротаву.

Нога в ногу с Игнасио Дорта маршировал во главе каравана Робер. Весь отдавшись своим мыслям, он не вымолвил ни слова за три часа перехода через плато. Только добравшись до вершины Белой горы, последнего уступа пика, лежащего на высоте двух тысяч четырехсот метров высоты, он бросил взгляд назад, Не без удивления увидел он тогда, до какой степени уменьшился караван.

Теперь его составляли всего человек пятнадцать и число арьерос подверглось соответственному сокращению. Остальные рассеялись, исчезли.

– Английский караван, – пробормотал Рожер на ухо приятелю, – положительно – тело, тающее при самой низкой температуре. Отмечаю это наблюдение в области «трансцендентной химии».

– Действительно! – отвечал Робер, смеясь. – Но я считаю явление это установленным. Растворение, вероятно, достигло крайнего предела.

События, однако, должны были доказать ему противоположное.

Теперь дело шло о подъеме на самый конус по такой крутой тропинке, что казалось невозможным, чтобы лошади и мулы могли держаться на ней. Самые неустрашимые туристы отступили при виде этого головоломного пути и под предлогом крайней усталости выразили решительное желание вернуться в Оротаву кратчайшим путем.

Выдумать подобную экскурсию! Да ведь это безумие! Как мог человек здравомыслящий предложить ее другим, кроме разве профессиональных альпинистов? Почему бы уж не пуститься после того на Монблан?

Вот что говорили и прибавляли при этом другие, не менее благосклонные замечания. Раскаивались громко в том, что еще три часа тому назад верили в конечный успех путешествия. Подтрунивали над собой за то, что на минуту допустили, будто какой-нибудь проект Томпсона может иметь здравый смысл.

Надо было решиться отпустить разочарованных, присоединив к ним часть проводников и пятнадцать из двадцати лошадей, несших съестные припасы. Затем Томпсон немедленно начал восхождение на пик Тенерифе, не давая своим последним приверженцам времени раздумывать.

В первом ряду их фигурировал Пипербом. Точно тень своего администратора, ни на шаг не отступал он от него в последние пятнадцать дней. Быть может, в этом крылась его месть. Томпсон, крайне раздраженный, не мог избавиться от преследовавшего его, словно угрызения совести, толстяка. Шел ли он, Пипербом следовал по его стопам, говорил ли он, голландец жадно глотал его слова; только ночью освобождался он от него.

Как всегда, Пипербом и в этот раз был на своем посту. Морда его мула касалась хвоста мула Томпсона.

Если всадник и верховое животное не представляют собой двух животных, как это утверждает старинная пословица, то, во всяком случае – две головы, то есть две различные и часто противоположные воли. Поэтому-то, если Пипербом намеревался следовать по стопам администратора, если он хотел взобраться на конус до самого верха, то мул его был другого мнения. Сделав несколько шагов, он отказался следовать дальше. Животное находило груз свой слишком тяжелым!

Все физические и нравственные аргументы были пущены в ход, но мул, очевидно приняв неизменное решение, не поддавался убеждениям. Наконец он ясно выразил дурное настроение, сбросив свою тяжелую ношу на землю.

Пипербом убедил себя в необходимости оставить администратора и тоже отправился в обратный путь в обществе проводника и двух арьерос с лошадью, которые утешили его одиночество, между тем как его более счастливые товарищи продолжали восхождение.

Их было всего девятнадцать: три проводника, восемь арьерос, ведших четыре лошади, и восемь путешественников, а именно: Томпсон, которого его положение принуждало к настойчивости, Робер, Рожер де Сорг, Алиса и ее сестра, Джек Линдсей, Сондерс и Хамильтон. Леди же Хамильтон и мисс Маргарет, должно быть, уже давно прибыли в Оротаву под эскортом Тигга, галантно взявшегося сопровождать их. Ах, если бы мисс Мэри и мисс Бесси Блокхед находились тут! Они предпочли бы увидеть, как неблагодарный поднялся на вершину пика и бросился в кратер его, чем обратившегося в ухажера соперницы!