Агентурная разведка. Книга вторая. Германская агентурная разведка до и во время войны 1914-1918 гг.

В другом месте своего "Дневника" (запись от 14 марта 1916 г.) Лемке приводит следующие цифровые данные о беспрерывном росте работы проволочной телеграфной станции ставки главковерха:

При таком колоссальном росте количества депеш и слов, конечно, трудно было бы их зашифровать даже самым легким, несложным шифром, ибо для этого необходимо было бы иметь целую армию шифровальщиков.

Характерен также в русских штабах порядок передачи адресату из аппаратной самых архисекретных телеграмм.

По словам того же Лемке

, на сев. — зап. фронте у ген. Алексеева было такое обыкновение: войсковые телеграммы доставлялись ему в портфеле, который приносил жандарм: ключи были в аппаратной телеграфа и у Алексеева; он открывал портфель и отсылал его обратно…

М. Лемке передает со слов почтово-телеграфных чиновников Ставки главковерха, что до назначения Алексеева

начальником штаба главковерха, в телеграфной переписке между Ставкой и штабами фронтов шифр почти совсем не употреблялся. Все шло в открытую. Высшее русское командование имело привычку рассылать свои наисекретнейшие директивы циркулярно и с совершенно ненужными подробностями всем — и кому они нужны, и кому не нужны. Так, например, 21 сентября 1914 г. штаб Северо-западного фронта отдал приказ-директиву за № 15, в которой указал не только общую обстановку и группировку русских войск на всем театре войны, но и дальнейшие намерения всей русской армии. Заметив свою оплошность, штаб в тот же день написал командующим армиями:

«Принимая во внимание, что сведения эти являются особенно секретными и представляют государственную тайну, главнокомандующий приказал вас уведомить, что сведения эти переданы вам единственно для вашего личного сведения, и никоим образом не могут быть включены в отдаваемые вами по армии приказы и вообще кому-нибудь сообщены»[57].

К этому необходимо прибавить, что при всей этой безалаберности в русской армии существовала еще и неудержимая болтливость[58]всех военнослужащих, начиная от рядового солдата и кончая генералами. Болтливость и разглашение тайн приняли в русской армии такие размеры, что даже русские командные верхи вынуждены были об этом заговорить. Так, например, в марте 1916 г. начальник штаба главковерха отдает приказ, в котором, между прочим, говорит следующее:

"До настоящего времени меры борьбы с болтливостью чинов армий, вредящей тайне, решительных результатов не дали. По поступающим из многих источников сведениям, лица, принадлежащие к составу армий или учреждений, не соблюдают должной осторожности, в особенности в разговорах в общественных местах. Многое также свободно передается семьям, а оттуда очень быстро получает широкое распространение.

"Замечено, что эта преступная болтливость постепенно приобретает все большую и большую беззастенчивость, требующую применения действительных мер борьбы с этой опасностью…"

Эти "действительные меры" борьбы Алексеев видел в обращении "начальствующих лиц всех степеней к патриотическим чувствам вверенных им чинов и в напоминании им опасных последствий малейшей в указанном отношении неосторожности и нескромности".

В заключение Алексеев предлагал болтунов "подвергать взысканиям со всей строгостью законов, давая широкую огласку как обстоятельствам совершенного преступления, так и наложенным на него взысканиям, с упоминанием кем именно это преступление было совершено.

Эти "действительные меры борьбы", поскольку они должны были применяться к болтуну-офицеру, в жизнь, конечно, не проводились. Так, например, военная цензура установила, что полковник Черепанов в письмах к своей жене сообщал совершенно секретные сведения о расположении войск. Дело доходило даже до того, что им посылались условные (кодированные) телеграммы. Было произведено расследование, подтвердившее разглашение не только служебных, но и военных тайн , а полковник Черепанов

получил за это всего лишь анонимый выговор в приказе по войскам фронта…

Понятно, что при такой постановке сохранения военных тайн и при таких мерах борьбы с их разглашателями — работа германской разведки была сильно облегчена.

Да и как можно было требовать молчания от простых смертных, когда сам Николай II почти в каждом письме сообщал своей жене наисекретнейшие данные, а та передавала их Распутину[59].

Остается сказать еще о работе германской разведки на азиатских фронтах. Здесь разведка носила почти целиком фронтовой характер и велась исключительно фронтовым командованием.

Вообще, по отзывам англичан, германская разведывательная служба на азиатских театрах войны работала великолепно…