Агитпроп. Идеология победы

Теперь вернёмся к Булгакову. В чём суть его повести, а точнее сказать, поставленного по повести фильма? Ведь именно фильм, а не книга, оказал по-настоящему разрушительное воздействие на массовое сознание советских людей. Если оставить за скобками актёрское очарование Евстигнеева и прочую лирику, то получается вот что:

Из отбросов общества (уголовник, алкоголик) могут получиться только отбросы. Только питекантроп вроде Шарикова. То есть генетически неполноценный материал (в сегодняшней терминологии — быдло) невозможно улучшить. «Потаскуха была моя бабушка», — вновь констатирует исполосованный скальпелем Шарик.

Ничего не напоминает? Если не напоминает — почитайте, что пишут в украинских пабликах о жителях Донбасса. Генетическая неполноценность. Расовая, хромосомная предопределённость.

Это, ребята, и называется фашизмом. Понимаете, причём тут НТС? Фашизм, точно так же, как и либерализм, в основе своей имеет животноводческую доктрину социал-дарвинизма. Одни люди имеют право на жизнь, другие — нет. Одни (Борменталь, Преображенский) талантливы, креативны и способны к созидательному труду, другие (Шариков, Швондер и пр.) патологически и необратимо ущербны. Следовательно, мир естественным образом делится на тех, кому самой природой предписано жить «одному в семи комнатах», и тех, кто не должен роптать, если дворник ошпарит его кипятком.

Это прямая противоположность марксизму, советскому подходу, подходу Макаренко, если хотите, который отчаянно доказывал: нет, человек, даже если он низведён до состояния собаки, не безнадёжен. Кстати, христианскому учению социал-дарвинизм тоже ведь перпендикулярен. Хоть Библию открой, хоть «Братьев Карамазовых». Воспитание и образование, воздействие обстоятельств и окружающего мира, наконец, перенесённые страдания способны изменить человека, вырастить новую личность, — так всегда было принято думать в России. В России. А не где-то «от Севильи до Гренады». Социал-дарвинизм же упорствует: люди — животные. А значит, с ними можно и должно обращаться, как с животными.

* * *

Ещё момент. Яичники, которые Преображенский, смеясь, обещает приладить одной из своих пациенток, — прямая ссылка на процветавшую во времена Булгакова евгенику — псевдонауку об «улучшении человеческой породы». Совпадение? Мог ли врач М. А. Булгаков не знать о ней? Скрещивание человека с обезьяной — не шутка, а намёк на реальный эксперимент, проводившийся одним из советских институтов. Параллельные исследования, хоть и с разными целями, шли тогда и в СССР, и в Германии, и в США. Однако родина евгеники — именно США. Именно из американского Университета Рокфеллера в начале 30-х она переберётся в Институт Кайзера Вильгельма, где превратится, по сути, в научный фундамент для национал-социализма.

Тут фокус в том, что евгеника вообще-то является прямой предшественницей генетики. Той самой генетики, которая на сессии ВАСХНИЛ 1948 года будет заклеймена как «продажная девка империализма». И знаменитый конфликт между Лысенко и Вавиловым, трагически разрешённый не в пользу последнего, в действительности был лишь отзвуком куда более важного и ожесточённого спора. Спора не столько об урожайности картофеля или яровизации пшеницы. Если за наследственность, как настаивала евгеника, отвечают только гены (а среда, воспитание, образование не играют роли), то выводы нацистов о превосходстве одних людей над другими можно считать доказанными. Значит, от Клима Чугункина при любом стечении обстоятельств может уродиться только Клим Чугункин. Совок. Колорад. Ватник. Унтерменш. То есть ещё раз: это полностью опрокидывает всю советскую идеологию равенства людей — с её республикой ШКИД, ликвидацией безграмотности или борьбой с пьянством.

Стоит ли удивляться тому, что в 30-е годы советская евгеника была выкорчевана с мясом — институты закрыты, проповедники репрессированы? Не понравились усатому телефонному абоненту эксперименты профессора Преображенского. Чуть подробнее обо всём этом — в нашем следующем фильме.

* * *

Однако, оставив на время несчастного Шарика, перенесёмся теперь в 2003 год. В аэропорту Внуково-3 многочисленная свита ожидает прибытия Михаила Ходорковского. Он вызван на первый допрос в Генпрокуратуру. А наша съёмочная группа пытается перехватить его перед отбытием из Москвы. Свита перепугана, ей кажется, будто на самом верху принято решение «мочить олигархов». Приезжает сам Ходор. До этого я видел его лишь дважды: когда брал у него интервью по случаю очередных колебаний доллара (Ходор почему-то считался экспертом) и когда Ходор вместе со Швидлером на пресс-конференции в «Хаятте» объявили о слиянии ЮКОСа и «Сибнефти» (сорвалось). В обоих случаях мы наблюдали лоснящегося, до крайней степени самоуверенного и вальяжного человека. Однако во Внуково приехал совершенно иной Ходор. Его лицо тряслось. В буквальном смысле. Губы, щёки, кожа на шее ходили ходуном, как студень на тарелке. В камеру он сказал лишь несколько слов. Без камеры добавил что-то вроде «они хотят нас всех вынести, всех» и исчез за стеклянными дверями.