Агнец в львиной шкуре

— Твой террор вызовет рост страдания народа Гивеи и ничего больше… Любая борьба должна быть сбалансирована… Я же говорил тебе об этом. Необходимо непрерывное движение к счастью, восхождение к добру. Иначе ты потеряешь путеводную нить, и заслуживающие наказания останутся жить и продолжать свою мерзкую деятельность… Так было всегда. Подобные тебе мстители предавали смерти совсем не тех, кого следовало бы наказать… Я сам едва не ступил на этот путь.

Я протянул руку и положил её на холодное запястье Юли, липкое от крови. Лёд в моей груди медленно растекался по всему телу. Хотелось убрать волосы, чтобы увидеть её лицо, но я страшился этого, боялся не увидеть в её глазах жизни.

Сказал с сожалением и печалью:

— Борьба вовсе не обязательно требует уничтожения. Если ты идёшь по пути Добра, нужны особые средства — безо лжи, мучений, убийства и озлобления. А иначе твоя победа будет означать для народа лишь смену угнетателей. И тогда тебя самого нужно будет уничтожить…

Я взглянул на него, борясь с застывшим в горле колючим комом. Крода облокотился на львиноголовый подлокотник и посмотрел на меня сквозь презрительный прищур.

— Мы могли бы разработать программу действий… такую, которую поймут все… Вам нужны справедливые законы… Не те, что установили здесь для охраны власти, собственности и привилегий… Законы для соблюдения чести и достоинства людей, для роста их духовного богатства, потому что психическое богатство человека — главная ценность, как и его жизнь!

Крода усмехнулся, но ничего не сказал, продолжая настороженно слушать меня.

— Вам нужны библиотеки, музеи, картинные галереи, скульптуры, музыка… И пресловутое неравенство распределения материальных вещей совсем не главная беда на пути к лучшей жизни… С законов… начинать нужно с законов, с подлинного общественного мнения и веры людей в себя…

— Но это не террор! — раздражённо бросил Крода, и в глазах его блеснул холодный огонь озлобленности.

— Да. Это революция.

— Знаешь, я тебе вот что скажу…

Он снова склонился вперед, помахивая пистолетом перед моим лицом.

— Ты хочешь, чтобы я слепо подражал вам?.. Нет, Максим, способы борьбы уж позволь выбирать мне самому! Я многому научился у вас, но это наш мир, и ты забыл об этом!..

— Хотя, конечно, ты можешь пойти со мной до конца, — щедро предложил он. — Твой ум, твои знания, твой авторитет бесценны. Вместе мы могли бы изменить этот мир, сделав его лучше. Из нас получился бы неплохой союз. — Крода пристально посмотрел мне в глаза сквозь презрительный прищур и покачал головой.

— Но ты так не считаешь. Верно?

— И что? Ты убьешь меня? Убьешь, как её…

Я кивнул на бездыханное тело Юли. В ответ Крода равнодушно пожал плечами.

— Выбор за тобой, Максим. Я не буду настаивать.

С холодной улыбкой он поднял свой пистолет и направил его мне в лицо, взводя курок.

Вот и всё… Сейчас он нажмёт на спусковой крючок и свет навсегда погаснет для меня… Жаль, что я так мало успел сделать для этого мира. Жаль, что больше никогда не увижу Земли…

* * *

— Камал!.. Проснись!..

Я с трудом очнулся ото сна, но глаза открывать совсем не хотелось. Наверное, было ещё очень рано. Я почти ощутимо чувствовал это.

— Камал!.. — снова позвал тихий женский голос.

Промелькнула радостная мысль: «Юли?.. Это же она!». И тут же пришло огорчение: «Нет, не может быть!». Юли сейчас далеко отсюда, в Шеньчжоу. Это в шестидесяти километрах на север, на берегу океана. И она не могла называть меня этим именем…

Похоже, я так и не проснулся до конца. Недовольно поморщившись, я попытался снова закутаться во влажную простыню, но журчащий, как горный ручеёк, женский голос не отпускал меня:

— Камал! Камал!

Я неохотно открыл веки. Надо мной склонилось смуглое, слегка вытянутое женское лицо: широкий лоб, высокие скулы, маленький твёрдый подбородок, пухлые губы. В чёрных миндалинах огромных глаз застыло любопытство, смешанное с ироничной весёлостью и лёгкой грустью.

Вибхá Дуян?.. Что она здесь делает?

Я порывисто сел на постели, недоумевающее глядя на девушку. Она пришла в Тяньгун полгода назад, как и многие здесь, услышав о землянах, стремящихся сделать жизнь гивейцев счастливой, и осталась, помогая нам в местной больнице.

Вибха подняла руку и провела тёплыми пальцами по моему лицу.

— Что ты делаешь? — изумился я.

— Ты был забавный, когда спал, — без тени смущения произнесла она нараспев.

— Что ты делаешь? — в замешательстве спросил я и пояснил, видя непонимание в её глазах: — Что ты делаешь здесь, в моём доме?

— Жарко. Ты весь вспотел. Я принесу воды, — вместо ответа, уверенно промолвила она и гибко поднялась, направляясь в дальний угол комнаты.

На ней была короткая серая блузка, оставлявшая открытыми живот и спину. Бёдра девушки прикрывала голубая свободная юбка, шелковисто шелестевшая от её плавных, словно танцующих, шагов.

Солнце в окне озаряло Вибху алой дымкой, и одежда на ней почти не скрывала её тела. Глядя на неё, я почувствовал невольную неловкость.