— Да. Только причина не в празднике, про который я совсем забыл, а в тебе.
Я склонился к ней, окунул пальцы в волны её волос. Она притворно наморщила носик.
— Обманщик! Столько времени не вспоминал обо мне в этом своём Тяньгуне, а тут вдруг захотел меня увидеть?
Юли покачала головой.
— Разве такой Камал? Разве он может позволить себе слабость вот тут?
Она приложила ладонь к моему сердцу.
— Да, здесь у Камала почти ничего не осталось, — признался я и добавил: — Но у Максима тут — ты и только ты!
На этот раз Юли долго, без улыбки всматривалась в моё лицо. Наконец, спросила:
— Что-то случилось, Максим? — Голос её зазвучал лёгкой тревогой.
— Случилось, — вздохнул я. — В Тяньгуне погибли люди… несколько детей и женщин. На нас напали.
— Кто?
Глаза Юли наполнились болью.
— Какие-то наёмники. — Я присел рядом с ней на постель. — Говорят, что это были люди некого Кроды, который, как и мы, борется здесь с властью Чой Чо Рена… Вот только представление о справедливости и счастье у него весьма своеобразное.
Я невесело усмехнулся.
— И что? Что дальше? — Юли судорожно сжала пальцы. — Вы остановили этих людей?
— Мы убили их… вместе с Девом.
Юли помрачнела.
— А иначе… иначе было нельзя? Я помню о воздаянии за зло, но… Разве ты рождён убивать, Максим?
Она порывисто взяла меня за руку. Я снова усмехнулся, не решаясь заглянуть ей в глаза. Сказал с наигранной беспечностью:
— Ты же знаешь, я родился жаркой июньской ночью на девятый день после новолуния, когда Рак только-только восходил на небе. Мать даже хотела назвать меня санскритским именем «тьма», но отец решил, что не стоит искушать судьбу… Хотя что-то, видимо, всё же осталось во мне от этой материнской задумки. Какая-то зыбкая связь с темнотой… Может быть, она ещё тогда предугадала мою судьбу? Ведь эта «тьма», как оказалось, до сих пор сидит во мне!
Я посмотрел на Юли, словно она могла что-то знать об этом.
— Не нужно, Максим! Не говори так! — Моя любимая приложила тёплые пальцы к моим губам. — Не только тебе одному тяжело. Нам всем тяжело.
— Ты боишься? — удивился я.
— Нет. Я не боюсь, — мотнула она головой. — Но что проку от твоих сожалений? Прошлое не вернёшь и ничего в нём не исправишь!
— Вернуть нельзя. Но помнить-то надо! Чтобы исправить настоящее… Иначе, как я могу жить, как смогу идти дальше, забыв своё прошлое?.. Как ты можешь?
Я вопрошающе посмотрел на неё. Её янтарные глаза были широко раскрыты, зрачки расширились.
— Ты прав, — согласилась она. — Помнить надо, потому что сегодня у нас с тобой не лучшие дни…
— Хорошо, — глубоко вздохнув, словно, решившись, сказала она. — Давай поговорим об этом!
Я немного удивился неожиданной перемене в ней, но видя её решимость, продолжал:
— С детства мне говорили: прежде, чем сделать шаг, подумай, не наступишь ли ты на кого-то другого. В школе меня учили, что каждый человек свободен, но свобода это не вседозволенность. Истинно свободный человек всегда соотносит каждое своё желание, каждый свой поступок или действие с возможными последствиями для других людей. Свобода должна подпитываться стремлением обуздать своё собственное «Я» ради общего блага. Только так можно достичь гармонии и счастья в мире… А ведь это тяжёлая работа — обуздание своего эго! Но она совершенствует нас, очищает и возвышает нашу душу…
Я помолчал, глядя перед собой и вспоминая своё земное прошлое. Юли слушала меня с напряжённым вниманием.
— Мне всегда казалось, что я поступаю правильно, что мои мысли, мои действия и поступки верны, ведь я всей душой всегда стремился к утверждению в мире Добра и полному уничтожению Зла! Пока… пока я вдруг не понял, что слеп и не вижу вокруг других людей, а вижу только себя… А это значило, что я вовсе не свободен, как другие, что я раб своих амбиций, что я закован в свои иллюзии, как узник в кандалы. Понимаешь?..
Я посмотрел в тревожные глаза жены. Она кивнула, крепко сжала мою руку.
— Подобные мне люди всегда причиняли затруднения человечеству. По природе своей они обычно сильные и энергичные, но абсолютно безжалостные к чужим страданиям. Главная их цель — удовлетворение собственных потребностей. Поэтому-то они всегда провозглашают себя единственно знающими истину. Поэтому-то в различных обличиях они подавляют любые несогласные с ними мнения, стремятся искоренить отличные от них образы мышления и жизни. Такие люди не думают о будущем, потому что живут лишь настоящим моментом… И я должен был защищать от них общество, но сам стал таким же, как они! Уверовав в свою высшую и единственную правоту, я переступил черту, за которой ошибка становится преступлением…
Я помолчал, собираясь с мыслями. Юли не перебивала меня, терпеливо слушала мою исповедь.