Агония СССР. Я был свидетелем убийства Сверхдержавы

– Итоги последних российских выборов показали, что морально-политическое единство народа и армии, что было одним из факторов победы в последней войне, нарушено. Большинство коммунистов – солдат и офицеров – на выборах российского президента высказались против кандидатов от КПСС. Не кажется ли вам, что средством восстановления этого единства в наше время должна быть департизация армии?

– Вооруженные силы уважают любое решение народа, лишь бы оно было произведено демократическим, законным путем. Они будут работать под руководством новых высших органов власти, независимо от того, чье там будет партийное большинство.

– Напомните, пожалуйста, вехи вашей военной молодости.

– Я начал службу в 1940 году в высшем военно-морском училище, собирался стать морским офицером. Окончил только первый курс. Войну встретил в Либаве, будучи на практике. Воевал с начала боевых действий. 1941 год провел на Ленинградском фронте. А затем судьба так повернулась, что моряка из меня не вышло, присвоили мне звание лейтенанта, и уже на Сталинградском фронте стал командиром стрелковой роты. Войну закончил капитаном, командиром батальона в Австрии.

– Вы были не только начальником Генерального штаба, но и членом ЦК КПСС…

– Да, около десяти лет. И за обстановку в стране как бывший член ЦК КПСС я несу ответственность. И за обстановку в армии тоже, но в большей степени, хотя здесь больше виновато не военное руководство, а другие политические силы. Кто конкретно? Съезд народных депутатов, Верховный Совет. А персонально – Президент СССР.

Такие вот ответы звучали на вопросы журналистов, собравшихся в зале, где проводилась последняя пресс-конференция маршала Ахромеева. Он не юлил, не уходил от остроты, отвечал прямо и честно, как жил.

Остается только делать предположения, строить догадки, что в действительности произошло в его служебном кабинете в Кремле. Как и в случаях с Пуго, Кручиной и предшественником последнего, Павловым. Что побудило министра внутренних дел, двух управляющих делами и заместителя заведующего Международным отделом ЦК КПСС Лисоволика свести счеты с жизнью? Притом последних – одинаковым способом?

Ответить на эти вопросы крайне затруднительно.

Я неоднократно бывал в семье Ахромеева, знаком с его супругой, дочерью и ее мужем. Они не верят в самоубийство маршала. В своем расследовании, вошедшем в книгу «Маршалы и генсеки», я не исключал версию самоповешения. Но вот в августе 1998 года в газете «Труд» появилась статья С. Турченко «Тросик» для советника президента», и я засомневался.

Автор публикации обнаружил не объясненные следствием нюансы, в той или иной мере «диссонирующие» с официально принятой версией.

Во-первых, считает он, самоповешение, согласитесь, для сугубо военного человека – крайне не характерная форма сведения счетов с жизнью. Еще более удивляет способ – в сидячем положении. Трудно поверить, что человек, никак не связанный с криминальным миром, где такой способ практикуется часто из-за «архитектурных особенностей» тюремных камер, сам мог дойти до такой придумки. Да еще и реализовать ее в помещении, где потолок будто специально оборудован всяческими крюками и коушами для тяжелых люстр. А синтетический шпагат (кстати, в предсмертной записке он назван «тросиком», будто Ахромеев писал ее до того, как лично увидел орудие повешения), который порвался при первой попытке? По данным следствия, в соседней комнате для секретарей его было полно. Оттуда, собственно, злополучный отрезок и был взят. Однако Ахромеев, собравшись с силами после неудавшегося самоповешения, вместо того чтобы просто взять новый кусок шпагата да сложить его вдвое для прочности, ищет клеящую ленту и обматывает ею оборванные концы. Такое впечатление, будто он был закрыт в кабинете и не имел доступа в комнату секретарей…

Во-вторых, когда следователю Леониду Прошкину поручили расследование случившегося, то его долго не пускали к месту происшествия и в конце концов запретили взять с собой понятых. Ими стали… сотрудники госбезопасности, дежурившие в том же здании, где находился кабинет Ахромеева.