Агония СССР. Я был свидетелем убийства Сверхдержавы

— Как лично вы восприняли случившееся? Куда намереваетесь податься? Как чувствуют себя ваши коллеги?

— Я работаю с шестнадцати лет. Мой трудовой стаж — тридцать один год. Был рабочим, студентом, журналистом. Написал несколько книг. Любил менять профессию. На партийную работу привело любопытство. Я никогда не был бюрократом, функционером. Умудрялся всегда писать. Шесть лет работал в ЦК КПСС — и все шесть лет отпуск брал в зимнее время. Писал. Это была единственная возможность поработать на своей грядке. Привилегиями и льготами некогда было пользоваться.

— Да, но у вас на Старой площади был просторный кабинет с кондишеном, вертушки, ВЧ, секретарь в приемной, служебная машина, дача…

— (Смеется.) Да, было. Но это все представительские атрибуты. Знаете, сколько ко мне приходило в день иностранных журналистов? Не менее двух десятков. Надо было держать марку фирмы. Случившееся, конечно же, потрясло. Хотя, если откровенно, большой неожиданностью это не стало. Я уже говорил, что присутствовал на Политбюро и Секретариатах более года. Уровень обсуждения вопросов знаю не с чужих слов. Рано или поздно это все равно бы случилось. Другое дело, каким путем. Наверняка постепенно, плавно. Путч ускорил развязку. В результате полный паралич всех структур партийной власти. У многих моих коллег шок не проходит до сих пор. Они просто деморализованы. Никто не занимается их трудоустройством. А у них семьи, дети. Надо большое мужество, чтобы это пережить. Что касается вашего покорного слуги, то всегда и при любых обстоятельствах я чувствую себя журналистом. А это значит — пишу историю современности. Творят-то ее другие…

— Работников ЦК уже рассчитали?

— Окончательного расчета ждем со дня на день. Сегодня вот выдали на руки учетные карточки членов КПСС. Никогда такого не было. Эти документы обычно пересылались спецсвязью в партийные комитеты по месту новой работы или жительства. Значит, все очень серьезно.

Странно, не правда ли, звучат слова «ликвидационная комиссия» применительно к такой казавшейся незыблемой и вечной организации, как Центральный Комитет? Увы, это реальность.

Никакой ясности. Ни одного сколько-нибудь определенного прогноза. Полнейшая растерянность, паралич мысли и действий. И — предельная осмотрительность в оценках. Помнится, как-то с утра ко мне домой приехал китайский журналист, представлявший в Москве ведущую коммунистическую газету. Он располагал сведениями о том, что в стране якобы формируется новая Коммунистическая партия. Образовано временное руководство. Началась регистрация членов. Что по этому поводу может сказать пресс-служба ЦК?

До китайского гостя у меня только что побывал канадец, который задавал аналогичные вопросы.

Пресс-служба тут же начала звонить секретарям. Все дружно заявляли, что им об этом ничего не известно.

Закончив серию звонков, я положил трубку на рычаг и выразительно посмотрел на китайского журналиста. Он хлопнул меня по плечу — то ли понимающе, то ли сочувствующе — и протянул банку пива. Честное слово, в тот момент мне от стыда захотелось выпить чего-нибудь покрепче.

Глава 4. Странные самоубийства

Пресса донимала меня расспросами о самоубийствах Ахромеева, Кручины и Пуго. Всех троих я знал хорошо, неоднократно организовывал их встречи с журналистами, вел пресс-конференции в гостинице «Октябрьская».

С маршалом Ахромеевым последний раз встречался в июне 1991 года, накануне 50-летия начала Великой Отечественной войны. Беседа проходила в комнате для почетных гостей пресс-центра. Сергей Федорович прибыл в точно условленное время вместе с адъютантом и лечащим врачом. От предложенного кофе, чая, а также прохладительных напитков отказался, сделав выразительный кивок в сторону врача: не разрешает — неладно с желудком.

До начала пресс-конференции оставалось минут двадцать, и Сергея Федоровича потянуло на воспоминания. Он знал, что я родом из Белоруссии. Длительное время маршал служил в моих родных местах. После войны командовал полком, дивизией, корпусом, армией. Подолгу жил в Бресте, Бобруйске, Барановичах, Борисове, Минске. С теплотой и нежностью вспоминал маршал годы юности, пролетевшие на Белорусской земле.

Стенограмма полуторачасовой встречи с советскими и иностранными журналистами передо мной. Сорок страниц машинописного текста. Снова и снова вчитываюсь в строки, пытаясь найти ответы на мучающие не только прессу, но и меня лично вопросы, в чем причина нелепой смерти 68-летнего Маршала Советского Союза, советника Президента СССР? Подробности гибели ужасны. Он повесился в Кремле, в своем служебном кабинете, в субботу, 24 августа, около десяти часов утра. Обнаружили его только вечером, примерно в десять часов. То есть в петле он пробыл около двенадцати часов.