Агония СССР. Я был свидетелем убийства Сверхдержавы

Многим свежим людям, пришедшим на партийную работу с мест, бросалось в глаза, что ЦК заражен ведомственностью. Некоторые честно говорили на партсобраниях: мы, мол, не работники политического органа, а агенты министерств и ведомств, засланные ими для отстаивания их интересов. Шестнадцать отделов было в тогдашнем ЦК партии Белоруссии. А сразу после войны, вспоминали ветераны, было семь. Ведомственность уродует не только экономику, она давно захватила умы, нравственность, культуру. А ведь человек неделим, и не надо растаскивать по ведомствам его законные интересы. И партия должна быть неделимой, ее интересы тоже нельзя растаскивать по отделам.

В начале восьмидесятых годов ЦК КПСС требовал выдвигать на партработу только специалистов народного хозяйства. Речь уже шла не только о первых лицах, но и об аппарате. Следуя этому требованию, скоро на идеологию ветеринаров сажать будем, иронизировали мы между собой. Появились районы и даже области, где в хозяйствах и на предприятиях не оказалось ни одного секретаря с гуманитарным или политическим образованием. Орготдельцы на нашу критику косились: не нашего ума, мол, дело.

И докосились. В 1990 году вдруг спохватились: а существует ли у нас то, что Ленин называл партийной интеллигенцией? Не слишком ли большой крен был взят при подборе партийных кадров в сторону специалистов промышленности и сельского хозяйства? Преобладание в партийном аппарате инженеров и агрономов объяснялось благими намерениями, но ведь факт, что в девятой, десятой и одиннадцатой пятилетках — в период, когда специалисты народного хозяйства преобладали на руководящей партийной работе, — темпы прироста национального дохода уменьшились более чем в два раза.

Тяжелобольную экономику пытались поставить на ноги с помощью кадровых подпорок, хотя истинная причина стагнации заключалась в том, что командно-административная система полностью себя изжила. Технологический рационализм инженеров, попавших на партийную работу, во многом лишил ее прежней человечности, демократичности, интеллектуального авторитета.

Когда я слышу о том, что в перестройке самым трудным было начать осуществление поворота к новому, что этот поворот за короткое время осуществила небольшая группа лиц из верхних эшелонов партийной власти, что именно в партии вызревали предпосылки нравственного оздоровления общества, всегда вспоминаю многих своих коллег из Белоруссии — секретаря ЦК Кузьмина, заведующего отделом Вечерко, руководителя лекторской группы Ходоса, заведующего сектором Болтача. Они и некоторые другие, нестандартно мыслящие работники ощущали необходимость перемен. К сожалению, таких было немного. И особенно среди тех, кто занимался вопросами партийного строительства.

Ну не парадокс ли: ученые-экономисты задолго до 1985 года предлагали новые идеи, яростно спорили, много писали, разрабатывали различные варианты реформы народного хозяйства. Иногда дело доходило до открытой и жесткой борьбы. А теперь вспомним, кто из теоретиков партийного строительства, историков, философов занимался концепцией партии на современном этапе? Увы, ни одного имени. Чем же занималась многочисленная рать обществоведов? Благословенным делом — объяснением широким массам шагов, предпринятых высоким партийным руководством. Не прогнозировали, не предсказывали, а подтасовывали происходящее в общую концепцию социализма. Объявив перестройку, партия длительное время не могла подготовить концепцию для себя.

Полезно читать старые блокноты. Еще полезнее делать в них записи — хотя бы короткие, конспективные, на бегу. По горячим следам, пока впечатления свежи, не растворились, не потеряли привлекательности в аппаратной сутолоке. За многие годы работы в аппарате высших партийных эшелонов у меня накопилось более десятка объемистых записных книжек. Наряду с поручениями, пометками, кратким изложением совещаний и заседаний появлялись и некоторые личные наблюдения об увиденном и услышанном. И вот сейчас я перебираю старые записные книжки.

Что же получается? И в те годы не было недостатка в призывах о необходимости политического анализа обстановки, дающего понимание того, с какой стороны подступиться к хозяйственным делам. На всех уровнях пугали и убеждали друг друга, что действовать свойственными политическому органу методами — это значит навсегда покончить с практикой командования и администрирования, мелочной опеки. Призывов и увещеваний было предостаточно, но что можно улучшить, ничего, по существу, не меняя?

Сделать партию неоспоримым лидером могли лишь демократические преобразования в ней самой. «Орден меченосцев», от которого шарахается народ, — или саморазвивающаяся организация? Монополист политической власти, руководящая и направляющая сила — или политический авангард общества, проводящий свою линию благодаря нравственному и интеллектуальному потенциалу? Без полного пересмотра ее деятельности, целей и задач не обойтись. И начинать надо было с обновления партии, возвращения ей привлекательного облика, преодоления деформаций прошлого.