Агриков меч

Принесла Вияна семь ложек деревянных, в каждую по зёрнышку положила. Водой залила и в тень от солнца спрятала. Сели они с Тарко неподалёку и стали ждать — какая из ложек вперёд других замёрзнет. Сидят рядышком друг к другу прижимаются — вроде как холодно им. А ложкам, вон, вовсе и не холодно — никак не хотят замёрзнуть.

Гадали они в городе, прямо на торгу, чтобы от гуляющих православных не отделяться. Люди разные собрались вокруг и селяне, и купцы, даже Павел с Варварой подошли взглянуть. Всем любопытно стало, что за гадание такое, да что оно покажет. В Муроме народ забыл давно этот обычай.

Рожь первой замёрзла. Стало быть, рожь в этом году и сеять побольше следует, урожай добрым будет. Объявила об этом Вияна людям. Одни дивятся, не верят. Другие дивятся, но на ус наматывают. Обычаев, их без пользы не бывает, всякий намёк сгодиться может. А Вияна с Тарко сидят, дальше ждут.

Скоморох пришёл, Хорёк, свою ложку принёс, огромную с добрый ковш размером. Зёрнышек пшена сарацинского целую жмень насыпал, водой залил. Сидит напротив, ждёт, от холода ёжится, Вияну с Тарко передразнивает. Людям вокруг весело, смеются, кричат скомороху с подначкой

— Когда сеять сарацинку будешь? — смеётся купец.

Знает купец, над чем смеётся, он это пшено диковинное из южных городов возит, но и там оно не растёт, туда из совсем уж закрайних стран его поставляют.

— Лучше сейчас, пока снег ещё не везде стаял, — вторит купцу селянин. — Оно в снегу в самый раз взойдёт.

Все смеются, один Хорёк супится. Вияне с Тарко тоже смешно. Хохочут, друг друга обнимают от смеха.

Следующей ложка с овсяным зерном замёрзла. Тоже неплохо. Значит и овёс сеять можно без боязни. Может лишь чуть хуже ржи уродится.

Народу собралось уже порядочно. Слухи по торгу быстро разлетелись. Хорёк ждать устал, костерок развёл и ложищу свою над костром держит, поговорками бросается, прибаутками.

— Погадал, не прогадал. Сварю кашу, полну чашу. Как сварю — всех накормлю.

Народ вокруг хохочет, за животы хватается. Варвара на что грустью извелась, а и та пару раз улыбнулась.

Ячмень последним замёрз, перед самым заходом солнца. И так и этак получиться может. Тут кому как повезёт. А вот просо с пшеницей не замёрзли вовсе. С ними лучше опасаться дело иметь. К верному неурожаю такая примета.

— Ты меня любишь? — спрашивает Вияна.

— Люблю, — отвечает Тарко.

Пётр, наблюдая за гаданием, стоял в отдалении и хмурился отчего-то…

***

Хотя Павел теперь отлучался из города часто и пропадал на ночь или две, обольститель, с тех пор, как тайну свою рассказал, к княжне так ни разу и не явился. Варвара подумала, что испугался незнакомец. Испугался того, что вынужден был открыть ей путь к смерти своей, испугался, что воспользуется она слабым местом, и, решив, судьбу не искушать, навсегда оставил её в покое.

Мало-помалу убедила себя княжна в избавлении от гостя ночного, ожила понемногу. К ней вернулись былое веселье и беззаботность, хотя воспоминания из головы так просто не выбросишь, и грусть по-прежнему отмечала каждую её улыбку.

Но недолго пришлось княжне веселиться. Явилась однажды в Муром Мена, отдохнувшая, готовая к новой схватке, и парой суровых слов стёрла улыбку с лица Варвары.

— Никуда он не пропал, — сказала ведунья. — Придёт.

Варвара вздохнула. Неохота в эдакий омут второй раз окунаться.

— Расскажи ещё раз, что тебе говорил он, — попросила Мена. — Только постарайся точно вспомнить. Тут каждое слово важно.

Княжна рассказала подробно, что смогла тогда из незнакомца вытянуть, и Мена нахмурилась, когда имя клинка прозвучало. Меч Агриков она сама не так давно в руках держала. Понятно теперь стало, отчего он странный такой. Не зря, стало быть, чародей в путь отправился.

С мечом, допустим, ясно, он у Тарко. Тут только с Соколом переговорить надо, чтобы чин-чином всё сделать. А Пётр один на ум пришёл. Тот или нет, непонятно.

Варвара на встречу с чародеем долго не соглашалась. Мена нажимала, говорила, что иначе не добыть им меча, не сладить с ночным гостем, обещала устроить так, что больше никто не узнает о разговоре, а под конец, отчаявшись уломать княжну, пригрозила сама Соколу всё рассказать. И Варвара сдалась.

Но когда чародей пришёл, вновь смутилась, да так, что каждое слово из неё пришлось клещами вытаскивать. Собеседники отнесли это на счёт щекотливости дела — всё же замужняя женщина, княжна, а тут любовник ночной появился, и люди чужие о подробностях выспрашивают. Тут всякий себя неловко почувствует. Однако причина оказалась куда хитрее и неожиданнее. Рассказав чародею с самого начала печальную свою историю, Варвара, в конце концов, всё же открылась.

— Я же на тебя даже как-то подумала, — сказала она Соколу. — Колдун ведь обещал мне город спасти, когда враги подступили. А все говорят — через твои чары и одолели тогда Фёдора. Но я не сразу додумалась, а вот когда вы в Мшары уходили, а я с запиской вас догоняла, ещё на подходе мне вдруг в сердце кольнуло, почуяла близко что-то знакомое. Тут и лес напугал, конечно. А как тебя увидела, одно с одним сложила и обомлела.