Агуглу (Тайна африканского леса)(Затерянные миры, т. XXVII)

Задерживая дыхание, я не терял из виду ни одного их движения. Они бродили вдоль и поперек уступа группами по пяти или шести, согнув немного ноги и опустив длинные, доходившие до колен руки, видимо стеснявшие их: эта неловкая походка придавала им вид изувеченных людей.

Сборище в сумерки начало рассеиваться. Одни спускались по отвесному откосу к нижним площадкам, другие поднимались до края карниза, карабкаясь по скользким склонам. Иногда они останавливались, прислушиваясь; и при виде того, как они цеплялись за камни, невольно рождался вопрос, какое чудо равновесия удерживало их в таком положении? Когда ночь засияла звездами, они исчезли за неровностями скал.

Это была первая из пережитых нами ночей ужаса и уныния.

Полная луна освещала нашу стоянку и мы не зажигали огней. Не было слышно никакого подозрительного шума.

Один из нубийцев, Несиб, встал и отошел в сторону. Мы видели, как он исчез в кустарнике.

Мы не слышали ни шума борьбы, ни тревожного крика, словом, ничего, что могло бы вызвать тревогу, но минуты шли, а Несиб не возвращался.

Я сидел рядом с Абу-Гуруном; его тоскливый взгляд встретился с моим. Под усами, выцветшими от табака, губы его задрожали, как будто он хотел что-то сказать, но ни одного слова не вылетело из его горла и он, согнувшись вдвое, опустился среди носильщиков и уткнул нос в колени.

Луна скользнула по нубийцу, опускаясь за вершины; я велел зажечь факелы, и черные рассыпались по окрестности, чтобы набрать топливо.

Когда они вернулись, нагруженные сучьями, Абу-Гурун поднял бледное лицо и пересчитал их: двоих не хватало.

Острое беспокойство овладело мной.

— Вставайте же, — крикнул я, — надо обыскать окрестности. Несиб и чернокожие, несомненно, заблудились. Мы найдем их в чаще!

Я вскочил на ноги, не зная, что предпринять, проникнутый уже смутным предчувствием, пронизавшим все мое существо.

— Зачем бежать навстречу смерти? — спросил тихо Абу-Гурун; он съежился, опустил бороду на руки и всем своим видом выражал полное убеждение в бесцельности всяких мероприятий.

Как все мусульмане, он быстро склонялся перед судьбой: «Так предопределено!». Тем не менее, он быстро поднялся и последовал за нами, стараясь соразмерить свой неровный шаг с моим. Позади меня под его ногами шуршали сухие листья. Я скоро освоился с этим шумом, сопровождавшим каждый мой шаг.

Судите же о моем ужасе, когда я перестал его слышать!

— Ты здесь? — спросил я, оборачиваясь и упорно вглядываясь в темноту.

Я снова заговорил с возраставшей тревогой:

— Абу-Гурун, отвечай, где ты?

Я возвысил голос; прибежали черные в сопровождении последнего нубийца. Их призывы присоединились к моим; но мы уже знали, что они были напрасны.

Началась паника. Тесной группой, прижавшись локтями друг к другу, вернулись мы на стоянку.

Рассвет застал нас у костров застывшими от лихорадки и бессонницы.

— Я думаю, — сказал мне Серур, — что ты откажешься идти дальше. Что касается нас, то мы все твердо решили бежать от предательской смерти, которая похищает нас здесь без всякого предупреждения.

Что мог я ответить? Мы остались без руководителя. Лучше было подчиниться обстоятельствам и возобновить попытку позже, при более благоприятных условиях. Я дал сигнал к возвращению.

Но многих из нас пугала мысль о необходимости пробираться через заросли, где наши несчастные товарищи исчезли таким необъяснимым образом. Я предчувствовал момент, когда наш упавший духом отряд распадется.

— Остановимся здесь, — вскричал Серур, — зачем напрасно истощать силы!

Он заставил вернуться к отряду некоторых окончательно обезумевших от страха чернокожих. Усы его грозно топорщились. Он покрутил их резким жестом, после чего схватил за волосы одного из чернокожих и повернул его на пятках.

— Дурак! Что делают буйволы, когда им угрожают львы?

Чернокожий поднял на него свои тупые глаза.

— Когда буйволы, — начал Серур, — чувствуют за собой погоню львов, они собираются вместе, а не разделяются. Наиболее сильные образуют цепь и окружают слабых. Выставив вперед рога, опираясь на передние ноги, они останавливаются неподвижно, чтобы грудью встретить врага. И не было случая, чтобы львы прорвали цепь. Но пусть только хоть один из буйволов отделится, и лев тотчас же вспрыгнет ему на спину и задушит его.

Резким ударом кулака по затылку Серур выбросил чернокожего из группы.

— Убирайся один, глупец!

Негр вернулся, опустив голову.

Накануне я заметил, что плоскогорье имело с левой стороны выход. Воды проложили крутую тропинку, которая ползла вдоль уступов, потом внезапно падала вниз, как бы увлеченная в пропасть. Я предложил эту дорогу, и мое предложение было принято без возражений.

Я шел во главе отряда, Серур замыкал шествие. Открытая местность не была удобна для засады, и мы вышли к долине, не испытав ни малейшего злоключения.

Здесь пенистой лентой протекала река. Красивые ласточки с пепельной спинкой пролетали над водой, задевая ее клювом и концами своих крыльев.