Вот какие картины вставали перед моими глазами, когда я обнимал N. Часто я представлял ее на месте Z., и острая ревность, перемешанная с не менее острым наслаждением, исторгала мое семя, принося краткое успокоение от этих фантазий. Я отгонял фантазии о Z. как наиболее оскорбительные для N., и старался заменить их на «невинные» — я представлял себя одного, ебущего одну женщину.
Александр Сергеевич, что же заставляло Вас отгонять развратные фантазии? Ведь Натали о них все-равно ничего не знала?
Бывало, сижу у себя в кабинете и стараюсь писать, но мысли улетают к чужим женщинам, их пизды являются перед моими глазами, и желание загорается во мне. И никогда в этих мечтаниях не было пизды N., которая была так рядом, так прекрасна и так желаема всеми, кроме меня.
Когда в такие разгоряченные мечтами минуты N. входила в кабинет, мое желание вдруг бесследно исчезало. Но чтобы прекратить удручающие меня видения, я заставлял себя кончить в N. Мне всегда приятно и радостно на нее смотреть, но она перестала влечь, волновать меня. Я смотрю на нее как на произведение искусства, поистине как на Мадонну, с единственным изъяном — мозолями на пальцах ног.
N. стала для меня лишь средством для избавления от фантазий. Другими словами, я еб жену не для удовольствия, а чтобы остаться ей верным.
Обратите внимание: хотя сексуальная страсть к жене у Пушкина прошла, он был в состоянии заниматься с ней сексом. Иными словами, несмотря ни на что, у него возникало состояние сексуального возбуждения достаточное, чтобы совершать половые акты. Другой вопрос, что ему это не доставляло особого удовлетворения и превратилось просто в супружеский долг и необходимость. А ведь он даже в этот период любил Натали. Мне вот кажется, что хотя он и говорит про Натали, что она не рождена для любви (в известном смысле данного контекста), но и самому ему есть чему поучиться в сексуальной сфере. Ему еще многому можно было бы поучиться у даосов, тому, как они умеют наслаждаться сексом. Пушкина возбуждает разнообразие женщин и новизна сексуальных ощущений. А вот даосы утверждали, что подлинное удовольствие мужчина и женщина могут испытать, когда они встретятся не менее десяти раз, с тем, чтобы они хорошо могли изучить друг друга.
Так я снова бросился на блядей. Те из них, что прослышали о красоте моей жены, укоряли меня, как же я к ним хожу от такой красавицы. Где им было понять, что красота не спасает от пресыщения, что разнообразие — это единственное, что поддерживает во мне жизнь. Кобели, влюбленные в N., гневно или недоуменно смотрят на меня — как это я могу хотеть какую-либо бабу помимо моей красавицы жены. Многие писали ей записки, что готовы отдать жизнь за ее благосклонность. Мы с N. посмеивались, читая их. Но если бы влюбленные знали, как быстро проходит восторг и как по нему начинаешь тосковать, ибо, познав его, невозможно свыкнуться с его исчезновением.