Айдол-ян. Часть 4. Смерть айдола

– Возможно им это пришло в голову после просмотра шоу с твоим участием?

– Я не говорила там об исключении Агдан из группы.

– Не знаю, онни откуда они это взяли, но японцы считают, что такое решение может негативно сказаться на степени наполняемости зала.

– Чего они хотят? Чтобы она выступала вместе с «Короной»?

– Они хотят, чтобы мы предприняли какие-нибудь меры против снижения продаж.

– Мы только что с тобой это обсудили. Сообщи им, – у них будет СонЁн с новыми песнями.

– Но мы же не ещё получили согласие от «UMG»?

– Сколько проблем. – устало вздыхает ЫнДжу и предлагает ещё один вариант решения. – Пусть ИнЧжон заменит СонЁн. Она ведь тоже исполняла что-то на японском?

– ИнЧжон вместо СонЁн? Тогда она будет летать между Кореей и Японией? Но у неё ведь нет в Японии мужа, который станет её ждать?!

БонСу требовательно смотрит на ЫнДжу, предлагая разрешить эту ситуацию.

– Реши что-нибудь. – покровительственно произносит в ответ та. – Я уже столько времени потратила здесь, а у меня ещё столько дел.

– Хорошо, онни. – вздохнув, покорно соглашается новоиспечённая директор агентства. – Решу.

– Вот и отлично. – кивает ей ЫнДжу и величественно направляется в сторону двери.

Время действия: девятое ноября

Место действия: Сеул. Зал здания суда.

Сижу на месте ответчика, слушаю, как представитель истца зачитывает обвинение. Время крутит свои шестерёнки и, наконец, докрутило их до того, что они привели меня в зал суда, где слушается дело об оскорблении чести и достоинства педагогического коллектива университета Ёнесай, в котором училась СунОк. Она и сейчас там учится, только на занятия не ходит. Как сказала мне по секрету мама – боится гнева преподов и своих одногруппников. Когда она перестанет бояться – непонятно. Вот ещё одна проблема появилась. Не в том, что онни без образования остаётся, – от этой учёбы один ляд толку нет. Но СунОк говорит, что потеряла своих друзей, а новых, уверена, – не заведёт, потому что никто не захочет с ней даже разговаривать. Корейский менталитет, усвоенный с молоком матери. Каким образом выбивать эту дурь у неё из башки – даже не представляю…

Онни вместе с мамой сейчас в зале. Переживают за меня. Думаю, хорошо, что перед заседанием нам удалось перекинуться всего парой слов. Судя по тому количеству журналистов, которое понапускал в зал судья, – страсти в информационном пространстве кипят нешуточные. Много представителей СМИ – значит репортажи с моим участием зрители и читатели ждут. Если мама с онни прижали бы меня к стенке без свидетелей, – язык отвалился бы объяснять, как я дошёл до жизни такой. А так, короткий информационный обмен и, пожалуйте, – заседание началось.

От армии мне выделили адвоката – молодую девушку, для которой моё дело будет первым в её практике. Увидев в первый раз, кто меня будет защищать, – решил, что армейцы разрывались между желанием никого не давать вообще и намерением соблюсти приличия. Известно ведь – «армия своих не бросает». В результате и родился вот такой вариант разрешения от мук. Подсунули неопытного адвоката, от которого явно будет ноль толку. Плюс к этому, – приняли решение, что дело будет рассматриваться гражданским судьёй, хотя это тоже нарушение. Я на это всё посмотрел, но скандал устраивать не стал. Им же хуже будет, если я что-нибудь «сказану» в присутствии гражданских. А у меня найдётся. Как там было в кино? «Настоящему мужчине всегда есть что сказать! Если, конечно, он настоящий мужчина!»

После шоу с участием ЫнДжи, я выбрал для себя линию поведения сфинкса. Молчу, а на все вопросы и наезды стараюсь загадочно улыбаться, желая максимально огорчать окружающих. Следую вычитанной в интернете фразе – «приятно молчать в лицо тем, кто ждёт твоей злости и улыбаться в глаза тем, кто ждёт твоих слёз». Наступит понимание происходящего, – буду говорить. Пока – лучше помалкивать с умным видом.

Впрочем, ко мне не лезут. Смотрят издали и тут же обсуждают, а в столовке опять ем один за столом. В общем, вся та бодяга, которую уже видел и проходил в «Кирин». Телевизор снова не смотрю, компьютером – не пользуюсь. Общение с окружающими свёл до минимума. У меня свой собственный бойкот.

Представитель истца заканчивает читать претензию.

– Обвиняемая, вам всё понятно? – обращаясь ко мне, спрашивает судья.

– Да, ваша честь.

Судья, – женщина. К удивлению, – не пожилая. Лет сорока. Но по её глазам и интонации, с которой она обратилась ко мне, – кажется, я ей не нравлюсь. Так что хоть она среднего возраста и вынесение маразматического решения маловероятно, но и дождя из свежеиспечённых плюшек, пожалуй, ждать не стоит.

– Вы согласны с обвинениями? Вы признаёте свою вину?

– Нет, ваша честь. – отвечаю я, поднимаясь на ноги. – Виновной себя не признаю.

– Хорошо. – кивает судья. – Пойдём последовательно. Вы видели видео, представленное обвинителями?

– Да, ваша честь.