Айн Рэнд. Сто голосов

Весь вечер она была со мной любезна и, во всяком случае, оставалась доброжелательной, хотя мои вопросы не вызывали у нее одобрения. Более того, многие из них приводили ее в ужас. Как бы сказать, потрясали или шокировали… на какое-то время она умолкала — смотрела круглыми глазами на меня и по сторонам, как бы не зная, что делать с этой чушью. Однако интересно, что она воспринимала мои идеи — в данном случае мои ошибки — как лично важные и оттого достойные подобной реакции. Она воспринимала меня совершенно серьезно. Насколько я понимаю, этим она и отличалась: она всегда воспринимала идеи и собеседников серьезно.

И какие же вопросы вы ей задавали, если помните?

Например, я спросил ее мнение о причинах падения Римской империи. Она была шокирована. И нередко первой ее реакцией на мои вопросы становилось: «Откуда мне знать, я ведь не историк». Однако я знал, что она написала вводную статью для За нового интеллектуала и часто давала непринужденные комментарии на исторические темы, а кроме того, изучала историю; да, она не была историком, однако мне казалось, что она может кое-что сказать. Но она спросила: «Что заставляет вас задавать такие вопросы? И что вы примете за ответ?» Но в итоге непринужденно заметила: «Как мне кажется, это государство всеобщего благосостояния».

Я также спрашивал ее о причинах столь большой разницы в историческом развитии Франции и Англии. Она снова проговорила, что не является историком, после чего спросила, нет ли у меня собственных предположений на эту тему. Я ответил, что нет, но заметил, что Альфред Великий был великим королем, и ему наследовали еще несколько очень хороших правителей. Она ответила, что нескольких хороших королей недостаточно, чтобы объяснить существовавшие различия между Англией и Францией.

Быть может, в этой связи она сказала одну полезную для меня вещь: что рассматривая подобного рода вопросы, следует сперва учитывать вопросы культуры, а потом внешние факторы, например внешние политические влияния, a также необходимо определить, что было действенно в конкретных условиях — то есть определить, растет ли культура, нация или цивилизация собственными силами, или на нее влияют внешние, скажем, политические силы?

Я задал ей вопрос о природе феодализма и о том, не связана ли она с динамичной природой европейской цивилизации. Она отнеслась к этому примерно так: «Все существенное в феодализме является результатом кастовых традиций ранних времен, когда крестьяне нуждались в военной защите, которая предоставлялась просто по традиции». Она сказала, что крестовые походы сыграли определяющую роль в пробуждении Европы и ее отходе от феодализма.

Она сказала, что изучала Средневековье, так как подозревала существование индивидуализма в это время, однако выяснила, что дело обстояло иначе. Она сказала, что подумывала даже написать небольшой научно-фантастический роман, обыгрывающий принципы индивидуализма. Идея его показалась мне остроумной и восхитительной, однако теперь, к сожалению, я больше не помню ее в степени, достаточно точной для того, чтобы можно было ее пересказать. Она была связана с путешествиями на другие планеты и обретением там принципов индивидуализма.

Какие еще вопросы вы задавали мисс Рэнд?

Я спрашивал ее о Французской революции. Она ответила, что Французская революция была крайне необходима, однако после нее Франция сделалась только хуже. Революция стала поворотной точкой в истории страны, однако она считает, что возникшая в результате революции бюрократия задушила интеллектуальную жизнь, и что французы были более свободны при ancien régime [старом режиме].

Я отметил, что на меня произвел впечатление коллективизм времен Французской революции; еще я отметил тот факт, что первое революционное Национальное собрание взяло под свое управление Церковь и сделало ее государственным учреждением. Она ответила, что невозможно рассматривать любой изолированный предмет с тем, чтобы определить, является ли он коллективистским по сути, надо учитывать лежащие в его основе идеи.

Вы обсуждали знаменитых историков или исторические тексты?

Я спросил у нее, знает ли она хорошие исторические книги, и она ответила, что не знает таковых. Она спросила меня, знаю ли я что-нибудь подобное, я сказал, что на меня известное впечатление произвела работа Токвиля Старый порядок и революция, тогда она спросила меня о том, какой философский базис положен в основу этого произведения. Я ответил, что могу сказать только то, что он был аристократом, на что она ответила, что это не относится к делу и если бы на самом деле имело отношение к теме, то он не мог бы оказаться слишком хорош.

Беседовали ли вы о древней истории?