Айн Рэнд

Молодая власть Советов в Евпатории, очевидно, используя опыт победившего в других российских регионах большевизма, умело структурировала жителей через профессиональные союзы. В городе одно за другим проходили собрания членов учительского союза, союза врачей, союза строительных рабочих^{207}. С 15 по 19 декабря в Пушкинской аудитории состоялись общие профсоюзные собрания работников коммунального хозяйства, местного транспорта, народного питания и общежития, народной связи, земли и хозяйства, а также лиц, работающих по найму^{208}

. Были образованы профсоюзы металлистов, работников пищевой и швейной промышленности, искусств, медиков, строительных рабочих, полиграфистов, советских служащих, работников просвещения и социалистической культуры, кожевников, деревообделочников. К концу января 1921 года 16 общественных профессиональных организаций были объединены под руководством Оргбюро и собраны в здании Дворца труда (бывшая гостиница Бейлера), в котором профсоюзы позднее разместили и рабочий кинотеатр, и библиотеку^{209}. Нельзя думать, что профсоюзы стали противниками победившей партии и противостояли власти в вопросах нарушения прав человека, в том числе конфискации частной собственности. Они, «школа коммунизма», были правой рукой Советов.

Можно сопоставить грабительские методы работы советской власти с аналогичной деятельностью городской управы под контролем белогвардейцев, когда она в разоренной Гражданской войной и революцией Евпатории тоже была вынуждена искать способы поддержки, например, безработных. Именно для такой категории горожан в феврале 1920 года управой была организована помощь нуждающимся, в которой имущим людям предлагалось поучаствовать. Но благосостояние многих в прошлом богатых людей оказалось подорвано. К примеру, князь Н. С. Волконский объяснял свой отказ председателю комиссии по сбору денег для безработных, начальнику Евпаторийского уезда: «Сам я беженец из Совдепии и в Крыму никакой недвижимости не имею»^{210}

. По этому же поводу караим Я. Б. Гелелович предложил комиссии обратить свой взор на тех, «кто занимается спекуляцией движимого и недвижимого имущества, а также съестными припасами», — вот они-то «прибавили миллионы»^{211}. Так что имущих обдирали и белые, и красные.

Очевидно, именно «излишками» зажиточных людей был озабочен Военно-революционный комитет Евпатории, опубликовавший приказ о создании комиссии «по сбору белья с буржуазии»^{212}

. До учебных заведений довели информацию за подписью заведующего евпаторийским отделом народного образования Роберта Уйски, что отделом учреждена комиссия для распределения обуви, белья и одежды между учащимися всех школ; администрация воспитательных учреждений должна была предоставить списки нуждающихся^{213}.

Во время «недели бедноты» отец одноклассницы Алисы, в прошлом промышленник, владевший при белых небольшим производством, был арестован и расстрелян. Его тело нашли на берегу моря. Из всего того, что солдаты награбили в его доме, в школы был направлен лишь комплект одежды для ученицы. Чтобы решить, кто получит поношенную одежду, девочки должны были тянуть жребий. Айн Рэнд вспоминает:

«Я не могу вам выразить весь ужас, который я почувствовала, когда мой класс получил платье, принадлежавшее дочери расстрелянного. Несчастная девочка сидела за партой как онемевшая, молча глядя, как ее платье показывали классу. Никто из девочек не хотел брать его; они отказались тянуть жребий. Но одна “социально настроенная девочка” сказала, что она хочет платье, что у нее есть на это право, что она бедна и ее одежда рваная. Она взяла это платье»^{214}.

В приведенных приказах и распоряжениях большевиков однозначно выражены намерения новой власти. А практика их реализации, по воспоминаниям Айн Рэнд, была порой страшнее самой мрачной антиутопии.

Конфискация (если это не прямой грабеж) предполагает следующий этап — распределение изъятого. На мартовской коллегии Наробраза 1921 года при участии подотделов — школьного, татарского, искусства и соц-воспитания — слушали вопрос о распределении «полученных» вещей и постановили отложить решение на несколько дней до сортировки вещей, хотя уже поступили срочные заявки, в первую очередь на ковры для клубов. С коврами вообще получился скандал: по постановлению Крым-ревкома 13 штук затребовали у клубов назад для передачи Внешторгу^{215}.