Айн Рэнд

Однако это было только начало пути; предстояло сломать еще несколько барьеров, собрать множество бумаг, получить кучу разрешений. Для начала она подала документы на оформление советского общегражданского заграничного паспорта, получить который тогда было совсем не просто. Как раз в июне 1925 года Президиум Центрального исполнительного комитета СССР утвердил «Положение о въезде в пределы СССР и выезде из пределов СССР», согласно которому загранпаспорт действовал в течение года, однако воспользоваться им необходимо было в течение трех месяцев после получения. Денежный сбор за получение документа был достаточно высок — от 200 до 300 рублей (размер средней месячной зарплаты того времени). Под обложкой паспорта находился сложенный вчетверо лист современного формата А4, который содержал информацию о владельце на русском и французском языках. На него ставились многочисленные печати и штампы во время пересечения границ.

С учащенно бьющимся сердцем сдав документы на получение паспорта, Алиса вместе с семьей отправилась на отдых к морю, предположительно в поселок Лисий Нос на северном берегу Финского залива. Впервые после революции семья смогла позволить себе арендовать на лето небольшой и простенький летний домик, который, конечно, никак не мог соответствовать стандартам их дореволюционного отдыха, однако это было лучше, чем ничего.

Здесь Алису ожидало первое в ее жизни амурное приключение: встретив на отдыхе симпатичного молодого человека, она поспорила с сестрой Наташей, кто из них сможет завоевать его сердце. По ее собственным словам, она до такой степени вскружила ему голову, что получила предложение руки и сердца. Однако холодная Алиса не ответила ни «да», ни «нет». Позднее Айн Рэнд вспоминала:

«Я чувствую себя достаточно виноватой из-за этого… Я чувствовала, что то, что я делала, на деле, не было

правильно, однако моя внутренняя мотивация была правильной: мне был необходим успех»^{272}

.

Звучит вполне в стиле столь любимой ею концепции эгоизма. Элеонора Дробышева упоминала, что во время их отдыха в Лисьем Носе там же находился некий блондин Сережа, названный женихом Алисы. Вполне возможно, что именно он был этим объектом спора между старшей и средней сестрами^{273}.

Осенью 1925 года из Москвы на квартиру Розенбаумов доставили тяжелый пухлый конверт, в котором было то, чего так ждала Алиса: заграничный паспорт с разрешением на посещение Америки. Однако это было только начало далекой дороги в американское Зазеркалье. Если ее билет на пароход от Гавра до восточного побережья США был оплачен семьей Портных, то деньги на долгую дорогу, в том числе на проживание в Риге, Берлине и других точках маршрута, где ей предстояло останавливаться по дороге до французского порта, надо было найти самой. Впрочем, по сведениям Дж. Бриттинга, всю дорогу Алисы от Ленинграда до Чикаго оплатили ее родители^{274}

.

Наконец, самое сложное: одного только поручительства из Америки и советского разрешения на выезд было недостаточно — необходимо было также получить гостевую визу в американском посольстве в Латвии. Сделать это было крайне сложно: тысячи русских белоэмигрантов отчаянно пытались прорваться в Америку, уверяя местного консула, что они обязательно вернутся, хотя, конечно, никто этого делать не собирался. Естественно, многим из них в визе было отказано. Алиса уже была готова в случае неудачи остаться в Латвии, а потом попробовать прорваться дальше в Европу. Если же всё-таки удастся добраться до США, но не получится остаться там навсегда, Алиса намеревалась переехать в Канаду — лишь бы не возвращаться в СССР^{275}.

Чтобы обеспечить дочь средствами на дорогу, Анна Борисовна была вынуждена продать оставшиеся семейные драгоценности. Алиса взяла с собой новую одежду и печатную машинку, спрятав в глубине сумочки сумму в рублях, эквивалентную 300 долларам. 28 декабря 1925 года она забрала из Техникума экранного искусства, в котором проучилась всего один курс, свои документы и фотографии. В архивном деле значится: «Окончила I курс с переходом на II курс и выбыла в ноябре 1925 г. за невзнос платы»^{276}. 16 января 1926 года, незадолго до дня ее рождения, отец и мать устроили прощальную вечеринку. Алиса пригласила своего несостоявшегося возлюбленного Льва Беккермана, о котором всё еще не забыла, и усадила его рядом с собой. Он улыбнулся и сказал: «Знаешь, нам бы стоило встретиться, когда тебе будет около тридцати. Это будут твои лучшие годы». Много лет спустя Айн Рэнд будет вспоминать эту фразу и интонацию, с которой она была произнесена.