Айни

В начале 1891–1892 учебного года в медресе Мир-Араб помощник учителя Мулло-Абдусалом пригласил к себе гостей. На вечеринке прислуживал гостям и был поваром Садриддин. Шариф-джоя-Махдум — чтец группы, Мулло-Назрулло Лутфи — веселый, увлеченный поэзией и стихами переплетчик и хороший каллиграф, Мулло-Рахмат — цирюльник, составлявший в медресе деловые бумаги для богатых купцов, чтоб заработать на пропитание, мулла Окил — веселый, необидчивый, беззаботный молодой человек, мулла Бурхан из Куляба — высокий, плотный, лет тридцати, с огромной черной окладистой бородой, с глазами, окаймленными густыми ресницами, хороший рассказчик занимательных историй, сочетавший грубость горца с остроумием бухарца. Он писал плохие стихи и подписывался «Муштоки» — «жаждущий», но Луфти переиначил его псевдоним и получилось: «Муши тоги», что значило — горная мышь. Тогда Бурхан отказался от этого псевдонима и выбрал себе другой — «Бисмил».

Шариф-джон-махдум узнал Садриддина, вспомнил, что он победил когда-то в деревне в игре байтбарак его «непобедимого всезнайку», и пригласил его к себе жить. Эта вечеринка была последним днем жизни Садриддина в келье под крышей. Весь вечер здесь читали стихи, пели газели, рассказывали нравоучительные истории и приключения.

Садриддин жадно слушал все, что говорилось на вечеринке, как ученик слушает учителя, наконец он нашел людей, близких к литературе и искусству, и потянулся душой и сердцем к ним. Он нашел то, что искал, неосознанно блуждая в потемках и порой заблуждаясь в своих выводах и суждениях: за весь вечер ни один из участников ни словом не обмолвился о вакфе и зякете, чордахе, подношениях и взятках, не позавидовал другому, не позлословил исподтишка. Один только Мулло-Бурхан, на два года отлучавшийся из Бухары, рассказал о своих злоключениях, похождениях, о своей глубокой скорби и чистой любви, и рассказ его — поэтичный, печальный, а иногда и забавный — запомнился мальчику настолько ярко, что через много лет Айни привел его в своих воспоминаниях.

Чтобы рассеять тяжелое впечатление от рассказа Мулло-Бурхана, Мулло-Рахмат, цирюльник, решил развеселить всех историей купца, влюбившегося в женщину из Маргелана, и о том, как, заметив это, приказчик обманул его, явившись к нему на свидание в женской накидке и с закрытым лицом.

Все весело смеялись над рассказом Мулло-Рахмата. Потом еще долго пели, читали стихи, рассказы…

Шариф-джон-махдум, прощаясь с Садриддином, опять пригласил его жить к себе…

Это был последний вечер пребывания Садриддина-гиждуванца в медресе Мир-Араб.

Начиналась жизнь в медресе Говкушон в квартале Гозиён и тесное знакомство с людьми, любящими искусство и литературу, — новая жизнь в доме Шариф-джон-махдума, новый период уже осознанной жизни Садриддина…

Эти беседы сыграли большую роль в становлении Айни, как человека и как писателя.

Впоследствии он вспоминает:

«Я был очень рад; уйдя от живых мертвецов, я вступил в круг людей с живыми сердцами…

Здесь читались стихи, рассказывались веселые истории. Обычно на этих вечерах я и Мирзо-Абдулвохид прислуживали гостям — разливали чай, разносили блюда… Я впитывал в себя все, что здесь говорилось…»

И в то же время в медресе Мир-Араб, где было свыше трехсот студентов и мулл, уже прошедших курс обучения, Айни «не встретил ни одного человека, который хоть бы раз завел разговор о стихах и литературе».

Иногда в медресе приходил и великий просветитель конца XIX века Ахмад Дониш. Его называли ученым и в то же время считали неверным — безбожником. Садриддин часто с интересом рассматривал издали этого высокого, с огромной, склоненной набок головой, проницательными глазами под нависшими бровями, ученого, еретика, безбожника, неверующего муллу. Ахмада Дониша по справедливости можно назвать одним из великих просветителей XIX века. В то время, когда случайно сказанное слово, одежда русского покроя, недостаточно низкий поклон могли повлечь суровое наказание, Ахмад Дониш открыто критиковал медресе и служителей культа, продажность и низкопоклонство чиновников, невежество дехкан, отсталость обычаев, бесправие женщин.

На Кавказе Фатали Ахундов, в Казахстане — Абай, в Татарии — Габулла Тунай, в Средней Азии — Ахмад Дониш — люди одного поколения, просветители конца XIX века, во весь голос, не страшась, открыто и смело бросили вызов суеверию и страху перед власть имущими, существующему режиму и его правителям — всему темному царству насилия и угнетения.

Показать власть имущим пороки существующего строя, открыть глаза правителям на зло, творимое с их ведома и их руками; и тогда правители искоренят зло и справедливость восторжествует!

Как близки они идеалам социал-утопистов: Вольтера, Дидро, Жан-Жака Руссо…

Однако в бухарском эмирате, в стране, самой отсталой в экономическом и политическом отношении, в стране фанатиков и изуверов, в ханжеской «благородной Бухаре», требовались огромная вера в торжество добра, любовь к людям и личные отвага и мужество, чтобы написать книгу «Наводир-ул-вакое».