Айседора Дункан. Модерн на босу ногу

Есенин действительно носился по Москве с новыми прожектами, журнал забуксовал на старте, так он окрылился идеей провести собственный юбилей! Десять лет профессиональной деятельности! Чем не дата? 10 декабря 1923 года – хоть пригласительные отпечатывай. Есенин надеялся, что Всероссийский союз поэтов, группа имажинистов и группа Росс исходатайствуют перед Совнаркомом о выделении 10 000 рублей на проведение вечера. Было потрачено много усилий – а результат? – Умри – поставят памятник, организуют вечер памяти, но живому.

Меж тем у Есенина долги на долгах, «.по редакциям ходить, устраивать свои дела, как это писательские середняки делают, в то время он не мог, да и вообще не его это дело было», – пишет в своих воспоминаниях Г. Бениславская. И вот еще: «.трудно передать, насколько мучительно было для него это добывание денег. Его гордость не мирилась с неудачами, с получением отказа. Поэтому, направляясь в редакцию, он напрягал все нервы, чтобы не нарваться на отказ. Для этого нужно было переводить свою психику на другой регистр».

Есенин не умел и не любил торговаться и при этом отчаянно нуждался в деньгах, однажды подписывая договор с издательством «Госиздат», он чуть было не подмахнул документ на шесть тысяч вместо оговоренных десяти. Если бы не поэт Наседкин²⁰³

, по счастью оказавшийся рядом, он бы так и отдал новые произведения чуть ли не в полцены. И такой случай не единственный. «…Одно он знал и понимал: за стихи поэт должен получать деньги. Заниматься же изучением бухгалтеров и редакторов – с кем и как разговаривать, чтобы не водили за нос, а выдали, когда полагается, деньги, – ему было очень тяжело, очень много сил отнимало».

Айседора уже устала ждать своего Сергея. Но ей не вернуться, пока не закончится контракт, поэтому она каждый день шлет ему телеграммы, в которых просит поскорее заканчивать с делами и приезжать к ней. Сергей же живет в жутких условиях, которые Айседора, несмотря на свое голодное детство и юность, наверное, не могла бы даже представить: «. нам пришлось жить втроем (я, Катя и Сергей Александрович) в одной маленькой комнате, а с осени 1924 года прибавилась четвертая – Шурка. А ночевки у нас в квартире – это вообще нечто непередаваемое. В моей комнате – я, Сергей Александрович, Клюев, Ганин и еще кто-нибудь, в соседней маленькой холодной комнатушке на разломанной походной кровати – кто-либо еще из спутников Сергея Александровича или Катя. Позже, в 1925 году, картина несколько изменилась: в одной комнате – Сергей Александрович, Сахаров, Муран и Болдовкин, рядом в той же комнатушке, в которой к этому времени жила ее хозяйка, – на кровати сама владелица комнаты, а на полу: у окна – ее сестра, все пространство между стенкой и кроватью отводилось нам – мне, Шуре и Кате, причем крайняя из нас спала наполовину под кроватью», – пишет Г. Бениславская.

К тому же реально не было денег, даже у регулярно издаваемых авторов, потому как такие издания, как «Прожектор», «Красная нива» и «Огонек», платили без видимых задержек, но зато брали исключительно новые стихи. «Красная новь» тоже обращалась к Есенину за стихами, среди свеженьких могли взять и уже ранее выходившие произведения, но и платила от раза к разу. Единственный способ заставить выдать деньги – ездить в редакцию как на работу. Хочешь вырвать законный гонорар – приходи в издательство каждый день. Повезло авторам, живущим поблизости, Есенину же нужно было ездить на трамвае, стоило это удовольствие немного, но и того не было.

Добраться до издательства – полдела, нужно было каким-то непостижимым образом застать кассира в тот момент, когда у него оказывались на руках деньги. Но даже если это удавалось, зачастую гонорар дробился на мелкие дольки, и тогда измученный автор получал на руки тридцать целковых и обещания выплатить остатки в течение календарной недели.

Все это мучило, унижало, постоянные думы о долгах доводили до ручки. Иногда Есенин срывался, бросаясь в очередную издательскую контору, как рыцарь печального образа на ветряные мельницы. Временами этот маневр удавался, и тогда прямо у кассы победителя окружали менее удачливые коллеги, предлагающие непременно обмыть гонорар в ближайшей пивной или разливочной. Грех не отпраздновать такое дело. Один раз пожадничаешь, в другой он тебя за версту обходить станет.

Успех обмывали, горе заливали водкой, часто поднимали стопки за удачу, а в результате ожидающим Есенина друзьям оставалось разве что гадать на кофейной гуще, в каком «святом месте» на этот раз «пустил корни» великий поэт земли русской.