— Так давай, Нурсолтан, мы с тобой совсем
породнимся. Отдай Айсолтан за моего Сазака. Я ей
служить-угождать буду, пока не помру.
Такого оборота беседы Нурсолтан в своем
простосердечии никак не ожидала. Она говорит неуверенно:
— Нязикджемал, ты же знаешь, голубушка, какая
у «ас теперь молодежь-то... Они сами решают свою
судьбу.
— Да ты согласись, а они друг от дружки не
отвернутся, будь покойна. Другой такой пары и не
подберешь. Айсолтан и Сазак — как две половинки
одного яблочка. Был такой случай: забрела как-то раз
Айсолтан невзначай к нам в дом. Я тогда как
глянула на нее — сразу смекнула, почему эта птичка
залетела не в свое гнездышко. Ну, думаю, значит, тут
ей гнездо и вить, раз сердце само сюда потянуло. Ну
что, Айсолтан-джан, тут чужих нет, говори, не
стесняйся: любишь ты моего Сазака?
Айсолтан совсем загородилась — и руками и
пиалой, но в глазах у нее лукавые, шаловливые искорки.
Похоже, что она непрочь немного подразнить
ретивую сваху.
— Нязикджемал-эдже, ты бы лучше своего сына
сдросила, кого он любит.
— Любит, любит... Тебя любит, ты не
беспокойся. Он тебя, голубка, до самой смерти на руках будет
носить,.. Так я, Айсолтан-джан, буду понемногу к тою
готовиться?
— Я думаю, Нязикджемал-эдже, что об этом не
мешало сначала с самим Сазаком поговорить, — едва
удерживаясь от смеха, отвечает Айсолтан. — Он как
будто тоже имеет право голоса, и у него может быть
свое мнение на этот счет. А пока что нам надо не
к тою готовиться, а хлопок собирать.
— Ничего, ничего, я потерплю, «пока не соберем
урожая, моя козочка.
Время уже перевалило за полдень, ветер посвежел
и гонит с запада седые облака.
Над хлопковым полем разносятся звуки дутаров
и гиджаков, и колхозники один за другим выходят
из хлопчатника на большой перерыв. Собираются
группами, рассаживаются вокруг котлов с горячим
пловом.
Айсолтан последний раз окидывает быстрым
взглядом куст: хорошо, чисто выбраны все
раскрывшиеся коробочки. Но хлопок будет теперь
раскрываться еще и еще, быть может, до декабря, и уже
завтра, когда Айсолтан опять придет сюда, на этих
кустах, так тщательно осмотренных, засмеются,
закивают ей новые созревшие коробочки.
Айсолтан выходит из хлопчатника и видит, что
по краю поля идет Бегенч. Наконец-то он приехал!
Вырыл уж, должно быть, колодец.
Сердце Айсолтан бьется так, словно хочет
выпрыгнуть из груди. Конечно, ей трудно не броситься
к Бегенчу, но она сдерживает свой порыв и,
наклонившись над мешками, начинает перекладывать в них
хлопок из раздувшихся карманов своего фартука.
Однако Бегенч не очень торопится! Разве он не
видит ее? Мог бы прибавить шагу!
Но Бегенч как будто хочет пройти мимо, словно
и впрямь не видит Айсолтаи. Тут девушка
выпрямляется, смотрит на него, и Бегенч подходит к ней,
протягивает руку. Он еще больше загорел там, в
степи, и как будто похудел немного. Но почему он
такой хмурый? Можно подумать, что он совсем не рад
встрече. Как-то нехотя, сквозь зубы, отвечает на
быстрые радостные вопросы Айсолтаи и даже смотрит
куда-то в сторону, словно боится встретиться с ней
глазами. Девушка подходит чуть ближе, пытливо
вглядывается в его лицо, участливо спрашивает:
— Бегенч, что с тобой?
— Ничего.
— Может быть, с колодцем дело не ладится?
— Как это может не ладиться? Колодец наславу.
Такие ответы и особенно то, что Бегенч говорит
каким-то чужим, неласковым голосом, обижают
Айсолтаи, но вид у Бегенча такой потерянный, он так
не «вяжется с его резкими, заносчивыми ответами, что
Айсолтан спрашивает еще мягче:
— Почему же ты такой невеселый, Бегенч?
— Так. Устал с дороги. Да, вот еще, чуть не
забыл... Сазак тебе привет передает.
— Спасибо, что вспомнил.
— Он тебе там удобрение приготовил.
— Вот молодец! Я знала, что на него можно
понадеяться. Только зря он до времени болтает.
— И давно вы это с ним задумали?
— Нет, не очень. Ну, да об этом после
потолкуем.
— Это уж ты с ним будешь толковать. Он ско'-
ро сюда приедет с тобой повидаться.
— Со мной повидаться?
— Ну да, ему там без тебя не спится.
— Кому? Сазаку? Что ты болтаешь, Бегенчг
— Ничего. А только ты, чем зря мучить парня,
поторопилась бы лучше со свадьбой!
Айсолтан широко раскрытыми глазами смотрит
в упор на Бегенча.
— Бегенч! Ты в своем уме?
— Обо мне не беспокойся. А вот Сазак, гляди,
как бы и впрямь не рехнулся, если ты еще долго
будешь водить его за нос.
— Да при чем тут Сазак? Что ты выдумал?
— То, что я дурак был, вот что. А теперь no-
Умнел. Твой подарок велишь передать Сазаку?
— Ой, Бегенч! Замолчи лучше!
— А что, Айсолтан? Правда глаза колет?
— Да какая это правда? Очумел ты, что ли?
— Айсолтан, ты девушка умная, прямая будто...
Зачем скрытно дело делаешь? Зачем меня огнем
жжешь! Я всю правду узнал.
— Какую правду? Сумасшедший ты!
— Такую, что ты с Нязикджемал уже дело
сладила. Старуха чуть не пляшет от радости, той
готовит...
— Так это тебе Нязикджемал наболтала?
— Нязикджемал.
'•— А ты и уши развесил?
Айсолтан так рассердилась, что даже уйти
собралась, — разве с этим чучелом можно
разговаривать! — да вдруг как расхохочется. Повернулась
к Бегенчу, схватила его за плечи и давай трясти.
Трясет так, что у того только голова болтается.
— Э, друг, да ты ревнивый, ревнивый... —