Айсолтан из страны белого золота

Нурсолтан снова вытирает глаза и говорит слегка охрипшим голосом:

— Да я уж не плачу больше. Боль сердца — тяжелая боль, доченька. Тяжко носить ее в себе да молчать. Иной раз никак не смолчишь. А жизнь у нас и вправду хорошая. Я разве жалуюсь? Дал бы только бог, чтобы ты была жива-здорова да чтобы все у нас в колхозе шло на лад. Вот хлопок раскроется — то-то будет благодать! Ты не бойся, — я как повяжу фартук, так тоже не отстану от других. Только бы морозы не начались…

Как ни крепится Айсолтан, но воспоминания матери и ей растревожили душу. Но вы не знаете Айсолтан, если думаете, что она будет предаваться унынию. Ее голос звучит спокойно и бодро, когда она отвечает матери:

— Да, лишь бы не ударили морозы. Хлопок — золото, только поспевай собирать. Думается мне, что мы снимем по семидесяти центнеров с гектара…

Нурсолтан, улыбаясь, покачивает головой:

— Семьдесят центнеров?!

— Если мы снимем такой урожай, — говорит Айсолтан, — то, пожалуй, он только в один наш дом принесет не меньше ста тысяч.

— Вот было бы славно!

Айсолтан видит, что ей удалось развеять грустные мысли матери, и начинает ласково подшучивать над ней:

— Да на что тебе такая куча денег, мама? Куда ты их денешь?

— Ишь какую заботу выдумала! Деньги есть, а девать их некуда?! Чистая беда! А мы вот как соберем урожай, так устроим большой той. Тут денег много понадобится.

— Той? Это в честь чего же?

По веранде пробегает свежий ветерок, и Нурсолтан приглаживает выбившиеся из-под платка волосы. У нее так и вертится на языке одно словечко, она уже готова выложить Айсолтан свои заветные мысли, но все никак не соберется с духом. Однако только слепой может не заметить, что в глазах Айсолтан светится любопытство, и Нурсолтан заводит свой разговор, — разумеется, издалека:

— Знаешь, доченька, вот забыла тебе сказать — заходила ко мне Джерен…

Ну, дальше Нурсолтан могла бы и не продолжать: Айсолтан уже понимает, что было у матери на уме, когда она сидела, подпершись кулаком, молчала и как-то странно на нее поглядывала. Сейчас она примется за старое. Но, сказать по совести, сегодня это как будто не так уж возмущает Айсолтан. Впрочем, сна и виду не подает, а лишь переспрашивает как бы с удивлением.

— Джерен?

Нурсолтан видит, что дочка сегодня в особенно хорошем расположении духа, и решает направиться более прямым и кратким путем к намеченной цели.

— Да, знаешь, доченька, я тебе вот что хотела к слову сказать… Для всего приходит своя пора. Если созревшая дыня будет бестолку валяться на бахче и переспеет, то уж от нее никому нет никакой радости, так она и сгниет на грядке. Время-то вспять не повернешь обратно. Оно все идет и идет — и все вперед, а не назад. Да вот взять хоть цветы. Пока они цветут — все на них любуются: и посмотреть приятно и понюхать. А уж как отцвели — солома и солома. Кому она нужна, — корове на подстилку?

Айсолтан боится, что за вторым примером последует третий, еще более сокрушительный, и перебивает мать:

— Да зачем ты мне все это рассказываешь, мама? Я это и в пять лет знала.

— А ты, дочка, пословицу помнишь: «Выслушай заику до конца». Мы, конечно, живем — ни в чем не нуждаемся. Да сердце-то никак не насытишь. Одну думу-мечту исполнишь, а оно уже просит чего-то другого. Мои годы немалые, и есть у меня тоже своя дума-мечта.

Айсолтан прекрасно понимает, куда клонит мать, и говорит с легкой укоризной:

— Ну вот, так бы сразу и сказала, безо всяких примеров, напрямик.

— А напрямик — так мне, дочь моя, тоже хочется баюкать ребенка, качать колыбельку.

Айсолтан широко раскрывает глаза и с притворным изумлением смотрит на мать.

— Что слышат мои уши? Разве ты, достигнув довольно преклонного возраста, решила теперь заново построить свою жизнь?

Увлеченная своими мыслями, Нурсолтан, не заметив, что дочь подтрунивает над ней, простодушно отвечает:

— Да, доченька, да, решила.

Едва удерживаясь от смеха, Айсолтан говорит:

— Тогда, знаешь, мамочка, время-то ведь не ждет, ты же сама говорила. Поспеши, пока не поздно, подыскать себе подходящего спутника жизни.

Тут уж, разобрав, наконец, в чем дело, Нурсолтан накидывается на дочь:

— Ах ты бесстыдница! Этакое про мать выдумала! Ты чего мои слова наизнанку выворачиваешь? Это я о тебе забочусь.

— Обо мне?

— А то о ком же? — И, разгорячившись, Нурсолтан выпаливает совсем уже напрямик: — Ты что ж, всю жизнь думаешь в девках просидеть?

Айсолтан говорит примирительно:

— Да чего ты так расшумелась? Ты говори толком: чего от меня хочешь?

— А то, что за тебя никто и посвататься не смей! Она, видите ли, и слушать не хочет! Одну себя за человека почитает, а другие, я уж и не знаю, кто, — бараны, что ли? И с чего это ты на себя такое напустила? Подумаешь, какая заморская птица! Ну ладно, кто-нибудь да придется тебе по вкусу. Говорят же, что один из тысячи даже злому хану угодить может. Вот мы с Джерен толковали о тебе… Я Джерен никак не ставлю ниже себя, ну, и о сыне ее тоже никто худого слова не скажет. Не парень, а золото.

— Ну вот, договорилась наконец.

— Ну и что ж, ну и договорилась!