Айвенго (с иллюстрациями)

Одна из девушек принесла серебряный кубок горячего вина с пряностями, к которому Ровена едва прикоснулась губами, после чего его подали пилигриму. Он низко поклонился и отпил немного.

- Прими милостыню,друг,-продолжала леди Ровена,подавая ему золотую монету. - Это - знак моего уважения к твоим тяжким трудам и к святыням, которые ты посетил.

Пилигрим принял дар, ещё раз низко поклонился и вслед за Эльгитой покинул комнату.

В коридоре его ждал слуга Энвольд. Взяв факел из рук служанки, Энвольд поспешно и без всяких церемоний повёл гостя в пристройку, где целый ряд чуланов служил для ночлега низшему разряду слуг и пришельцев простого звания.

- Где тут ночует еврей? - спросил пилигрим.

- Нечестивый пёс проведёт ночь рядом с вашим преподобием,-отвечал Энвольд. - Святой Дунстан, ну и придётся же после него скоблить и чистить этот чулан, чтобы он стал пригодным для христианина!

- А где спит Гурт, свинопас? - осведомился странник.

- Гурт,- отвечал слуга,- спит в том чулане, что по правую руку от вас, а еврей - по левую, держитесь подальше от сына этого неверного племени. Вам бы дали более почётное помещение, если бы вы приняли приглашение Освальда.

- Ничего, мне и здесь будет хорошо, - сказал пилигрим.

С этими словами он вошёл в отведённый ему чулан и, приняв факел из рук слуги,поблагодарил его и пожелал спокойной ночи.Притворив дверь своей кельи, он воткнул факел в деревянный подсвечник и окинул взглядом свою спальню, всю обстановку которой составляли грубо сколоченный деревянный стул и заменявший кровать плоский деревянный ящик, наполненный чистой соломой, поверх которой были разостланы две или три овечьи шкуры.

Пилигрим потушил факел, не раздеваясь растянулся на этом грубом ложе и уснул или по крайней мере лежал неподвижно до тех пор, пока первые лучи восходящего солнца не заглянули в маленькое решётчатое окошко, сквозь которое и свет и свежий воздух проникали в его келью. Тогда он встал, прочитал утренние молитвы,поправил на себе одежду и, осторожно отворив дверь, вошёл к еврею.

Исаак тревожно спал на такой же точно постели, на какой провёл ночь пилигрим. Все части одежды, которые снял накануне вечером, он навалил на себя или под себя, чтобы их не стащили во время сна. Лицо его выражало мучительное беспокойство; руки судорожно подёргивались, как бы отбиваясь от страшного призрака; он бормотал и издавал какие-то восклицания на еврейском языке, перемешивая их с целыми фразами на местном наречии; среди них можно было разобрать следующие слова: «Ради бога Авраамова, пощадите несчастного старика! Я беден, у меня нет денег, можете заковать меня в цепи, разодрать на части, но я не могу исполнить ваше желание».

Пилигрим не стал дожидаться пробуждения Исаака и слегка дотронулся до него концом своего посоха. Это прикосновение, вероятно, связалось в сознании спящего с его сном: старик вскочил, волосы его поднялись дыбом, острый взгляд чёрных глаз впился в стоявшего перед ним странника, выражая дикий испуг и изумление, пальцы судорожно вцепились в одежду, словно когти коршуна.

- Не бойся меня, Исаак,- сказал пилигрим,- я пришёл к тебе как друг.

- Награди вас бог Израиля,- сказал еврей, немного успокоившись. - Мне приснилось… Но будь благословен праотец Авраам- то был сон.

Потом, очнувшись, он спросил обычным своим голосом:

- А что же угодно вашей милости от бедного еврея в такой ранний час?

- Я хотел тебе сказать,- отвечал пилигрим,- что, если ты сию же минуту не уйдёшь из этого дома и не постараешься отъехать как можно дальше и как можно скорее, с тобой может приключиться в пути большая беда.

- Святой отец,- воскликнул Исаак,- да кто захочет напасть на такого ничтожного бедняка, как я?

- Это тебе виднее,- сказал пилигрим,- но знай, что, когда рыцарь Храма вчера вечером проходил через зал,он обратился к своим мусульманским невольникам на сарацинском языке,который я хорошо знаю,и приказал им сегодня поутру следить за тем, куда поедет еврей, схватить его, когда он подальше отъедет от здешней усадьбы, и отвести в замок Филиппа де Мальвуазена или Реджинальда Фрон де Бефа.

Невозможно описать ужас, овладевший евреем при этом известии; казалось, он сразу потерял всякое самообладание. Каждый мускул, каждый нерв ослабли, руки повисли, голова поникла на грудь, ноги подкосились, и он рухнул к ногам пилигрима,как бы раздавленный неведомыми силами;это был не человек, поникший в мольбе о сострадании, а скорее безжизненное тело.

- Бог Авраама! - воскликнул он. Не подымая седой головы с полу, он сложил свои морщинистые руки и воздел их вверх.- О Моисей! О блаженный Аарон! Этот сон приснился мне недаром,и видение посетило меня не напрасно! Я уже чувствую, как они клещами тянут из меня жилы. Чувствую зубчатые колёса по всему телу, как те острые пилы, бороны и секиры железные, что полосовали жителей Раббы и чад Аммоновых.