Академия идеального веса

Жила-была на белом свете одна фея. Была она не как все феи. Большие глаза, полные печали и грусти, ручки, как плети, свисают вдоль дрябленького тельца. Крылышки – да и те какие-то не упругие, как пожухлый цветок. Грустная такая фея, депрессивная.

Фею эту все в лесу знали, и кто жалел, кто пытался помочь, а кто просто обходил стороной. Кому хочется заразиться депрессией? А были и такие жители леса, которые говорили, что феюшка эта специально на себя наговаривает чушь, чтобы ее убедили в противоположном.

Конечно, это было не так. Дезире – а звали фею именно так – правда не верила в то, что она может быть красива или даже прелестна. Кто угодно, но не она. Бывают красавицы, а бывают и уродины, что же тут поделаешь? И когда ей делали комплимент, она искала неискренность в голосе. Мол, сказали, чтобы подбодрить, или же им надо чего-нибудь, нектара цветочного или росы утренней. Дезире в глубине души считала себя неудачницей. Она часто не знала, что делать со своей жизнью. Нередко считала себя плохой феей. И верила, что если только вот получится стать подтянутой и энергичной, то станет она счастливой. А до этого – ни-ни.

А еще Дезире была мастером диссоциации. Мастером, вы спросите, чего? А вот чего! Люди делятся на две категории: «Если тебе больно – стань сильнее» и «Если тебе больно – уйди». Феи тоже делятся на эти категории. И Дезире явно не хотела становиться сильнее. На это просто не было сил. Она уходила. Уходила в себя. Замыкалась, но при этом как-то отстранялась от себя, от своих чувств, от своего маленького тела.

«Я не здесь, поэтому мне нельзя сделать больно». Вот такой девиз. Физически-то она была на месте, но свое ранимое нутро закрывала на сто замков. А нутро было просто вах какое ранимое! Она могла обидеться на что угодно. Никто в сказочном лесу не хочет обижать. Просто Дезире искала себе такие ситуации, где можно было получить сполна. То с ворчливой вороной разговорится, то с кикиморой.

И та и другая могли ляпнуть что-нибудь эдакое, нелицеприятное. Дезире обижалась, замыкала еще сильнее свою душу на сто замков и в следующий раз не реагировала даже на настоящие подковырки. В итоге она частенько сама не знала, чего хочет. «Меня здесь нет». А кого нет, того и не обидят. Все верно, правда, в связи с тем, что Дезире сама не знала, что чувствует, и подавляла все эмоции, то и делала она частенько совсем не то, чего ей хотелось бы. Поддавалась чужим желаниям. Чуждым и непонятным ее душе…

Грустная, в общем, получается история…

Бывает и так

Мда, грустная история. Правда, по-настоящему погрустить нам не дала Прелесть.

– Раз уж вы все тут сказки сочиняете про себя, я тоже не хуже.

– Никто этого и не утверждал, – возмутилась Сильняшка.

– Тогда устраивайтесь поудобнее и слушайте.

Сказка пятнадцатая

Превращение в бабочку

Недавно я поняла, что многие люди думают, что превратиться в бабочку – это очень просто. Сначала ешь без перерыва, потом кокон вокруг себя обматываешь, спишь себе там спокойно, просыпаешься – и бац – ты бабочка-красавица. Бред сивой кобылы! – скажу я вам.

Во-первых, сам процесс поедания не так уж и приятен. Есть – нет, простите, жрать! – хочется постоянно: только что сгрызла лист, набила живот, и опять уже желудок урчит. Для меня это было мучительно. Листья ведь не все подходят, надо подбирать те, от которых гусеницы превращаются в бабочек. Если бы я была капустницей, дело было бы, наверное, проще, целый вилок капусты в твоем распоряжении. А тут один листик съешь – и ползи по ветке наверх, ищи другой.

Как же я была рада, когда, наконец, почувствовала, что наелась. Боже, какое это чувство великолепное! Сытость, наконец-то сытость! Только я рано обрадовалась, потому что меня сразу начало клонить в сон. А я гусеница умная, знаю, что нельзя спать просто так, я ведь не птичий корм, я будущая бабочка. В общем, отдохнуть у меня не получилось, и я сплела себе кокон. Про это подробностей, пардон, не будет. Слишком уж тема сложная. Что, не понимаете? A ниточки откуда у нас, гусениц, появляются? То-то.

Когда погас последний лучик света и вокруг меня сомкнулась полная тьма, я облегченно вздохнула и, наконец, спокойно уснула. Но спать пришлось недолго. Меня крючило от боли, выворачивало наизнанку, и не кричала я только потому, что гусеницы этого не умеют делать. Хотя в тот момент я, наверное, была уже полубабочкой. Одна, в изоляции от мира, никто тебе не может помочь, ты сама должна справиться. Терпи, казак, атаманом будешь!