Академик Ландау. Как мы жили

Мне Лившиц не рассказал ни о гололёде, ни о том, что Дау решил ехать с Судаками. Конечно, у Женьки в его лысом с детства черепе серое вещество кипело только алчностью, в основе всех его действий — только корысть. Потерпеть убыток — равносильно смерти! Вчера дал слово (ему было выгодно иногда послужить Ландау), а сегодня его собственности угрожала царапина! Когда он купил машину, то ворвался к нам со словами: «Кора, Дау, слушайте, какую блестящую сделку я совершил: старую „Победу“, стоившую мне 16 тысяч рублей, я продал за 35 тысяч, а за валюту купил новую „Волгу“, за 450 фунтов стерлингов в „Берёзке“. Кора, вы можете сделать то же самое, получив от меня безвозмездно эту информацию. Старые „Победы“ в большой цене, и желающих приобрести их много. За издание наших книг в Англии и других странах нам платят валютой, а ты, Дау, ещё даже не реализовал премию „Фрица Лондона“, которую тебе вручало так торжественно канадское посольство!».

Мы с Дау вышли посмотреть на новую «Волгу». Она сияла лысиной и новизной. Он укатил.

— Коруша, если хочешь, купи себе новую «Волгу», и валютой можешь пользоваться.

— Зачем, Дау, «Победа» у нас почти новая. А Женька, оказывается, влюблён в свою лысину. — Почему ты так решила? По-моему, он завидует моей шевелюре. — Тебе он вообще завидует. А почему же он купил машину-автопортрет? Крыша и лысина телесного цвета. Так вот, если бы Лившиц не состоял при Ландау, у него не было бы законных фунтов стерлингов и не было бы новой «Волги».

У Дау была другая натура. Если он сказал: «Встречайте десятичасовым поездом из Москвы», то опоздать уже не мог! «Точность — вежливость королей», — повторял он всегда, добавляя: «Я за свою жизнь не опоздал никуда ни на одну минуту». Этим Дау очень гордился. Позволить себе опоздание, когда его ждут, для Дау было как бы антитело! Опоздать — никогда! Нарушить своё слово — невозможно!

Глава 4

Bоскресенье.

В этот день из года в год у меня была обязанность с утра запихнуть сына в ванну. Удавалось это всегда с большим трудом.

В 9 часов утра Дау уже позавтракал, а я ещё занималась сыном. Заглянув в комнату Гарика, Дау сказал: «На звонок в дверь не выходи, я открою сам». Это был сигнал «стоп», «красный свет».

В нашем брачном «Пакте о ненападении» был пункт полной свободы личной жизни, полной свободы интимной жизни человека.

«Хорошо», — сказала я, подумав, что приедет Женька с девицами в машине. В этом случае Дау всегда подавал сигнал «стоп». Звонок в дверь раздался тогда, когда мы с Гариком завтракали на кухне. Через несколько секунд Дау уже внизу. Целуя меня на прощание, он сказал: «Вечером в четверг буду дома». Трудно поверить, что все это было сегодня утром. Кажется, прошла целая вечность.

Вдруг поздний звонок в дверь. Входит незнакомый человек:

— Вы — жена Ландау?

— Да я. Заходите, раздевайтесь, садитесь.

— Я сяду и не уйду до тех пор, пока вы не добьётесь, чтобы врач Сергей Николаевич Фёдоров, на этом листке записаны его координаты, заступил на ночное дежурство у постели вашего мужа. Иначе Ландау до утра не доживёт. Идите в институт и действуйте. Говорят, Капица вернулся с дачи, несмотря на гололёд.

Я побежала в институт, умоляла, просила, рыдала. Меня по телефону соединили с председателем консилиума членом-корреспондентом АН СССР Н.И.Гращенковым.

— Врач Фёдоров, Сергей Николаевич Фёдоров? Впервые слышу это имя. Все хотят спасти Ландау, но в палате уже нет места ни для одного врача: для спасения Ландау собран весь цвет московской медицины.

Около двух часов ночи я вернулась домой. Неизвестный гость сидел, Гарик спал. После институтского шума в доме была зловещая тишина. Тяжело опустившись на стул, я разрыдалась. Гость сказал:

— Вас убеждали в том, что весь консилиум составляют профессора?

— Да, именно это мне сказали.

— Профессоров там много, но там нет ни одного врача! Звоните, просите, требуйте, настаивайте! Вы имеете юридическое право как жена доверить жизнь своего мужа своему врачу. Только Фёдоров может спасти жизнь Ландау. Звоните, звоните!

Я позвонила Топчиеву. Он моментально снял трубку, очень внимательно выслушал, записал все координаты Фёдорова, обещал помочь и позвонить. Мы молча уставились на телефонный аппарат. Александр Васильевич сообщил, что в больнице не согласились, этого врача никто не знает. Я опять стала просить Топчиева, отчаянно рыдая, говоря, что имею юридическое право настаивать. Они не знают Фёдорова, а я не знаю Гращенкова!

Топчиев был добрый человек — это самое ценное в человеке, особенно когда он занимает высокий пост. Он ответил, что попробует обойти больницу.

Опять уставились на аппарат. Глухая ночь. В ушах звенит. Время тоже уснуло!

Звонок. Топчиев сообщил: «Есть устный приказ министра здравоохранения товарища Курашова включить по вашей просьбе врача Фёдорова в консилиум. Я дал распоряжение, за ним ушла машина. Наш начальник лечебного отдела вам позвонит, когда врач Фёдоров войдёт в палату вашего мужа».

— Спасибо, спасибо, спасибо!