— Дау, это правда, что англичане предлагали вам навсегда остаться работать в Лондоне?
— Не только англичане, меня и американцы очень старались соблазнить роскошными условиями жизни. К роскоши я совершенно равнодушен. Я им всем ответил так: "Работать на акул капитала? Никогда! Я вернусь в свою свободную страну, у меня есть мечта сделать в нашей стране образование лучшим в мире. Во всяком случае я этому буду способствовать!". Кора, я об этом очень много думаю. Сейчас здесь, в Харькове, я уже стал создавать свою школу физиков. На Западе ученому работать нелегко. Его труд оплачивают в основном попечители. В этом есть некая унизительность. Проповедуют мораль со своих позиций, им свойственно ханжество, чтут религию. А как можно совместить религию и науку во всем мире?
— Дау, вы беспартийный?
— Да.
— И не комсомолец?
— Нет и не был. Я в 14 лет стал студентом, занимался на двух факультетах: физическом и химическом. Мир устроен так интересно. Он таит столько загадок, и человеку все это дано познать, а без знаний, без упорного труда познать мир невозможно.
— А почему вы не вступаете в партию?
— Меня не любят. Меня не примут. Я говорю только правду, я не из племени героев, у меня множество недостатков. С детства всегда восхищался народовольцами, декабристами.
Он стал читать стихи Рылеева, потом Пушкина о декабристах, с восхищением говорил о Перовской, о ее большой любви, о ее романе с Желябовым, как этот красавец-революционер был совсем случайно арестован. Когда его вешали, Перовская сидела в той же тюрьме и после родов умерла. Все сопровождалось стихами, и какими! Стихи лились без конца.
— Вот какими были ваши революционеры! Какой из меня коммунист? Я просто никчемный трусливый заяц!
— Дау, кто ваш любимый поэт?
— Лермонтов. Я очень люблю стихи. У нас на курсе в университете была своя поэтесса. Она вышла замуж за иностранца, уехала за границу и погубила свой талант.
— Почему погубила?
— Настоящий поэт может писать стихи только на своем родном языке, находясь на своей родине.
— А ее стихи помните?
— Да, конечно. Вот, к примеру, когда наш профессор Иоффе женился на сокурснице своей дочери:
Или вот, когда мы студентами совершали турне по побережью Черного моря:
Глава 11
Начав работать над дипломом, я шоколадный цех не оставила, полюбив и цех и людей. Меня на фабрике тоже оценили. С утра до двух часов дня работала над дипломом. С четырех часов дня до двенадцати ночи на второй смене или с двенадцати до восьми на третьей смене. И еще встречалась с Дау. Он всегда меня провожал на ночную смену, а со второй смены всегда встречал. Гуляя через весь Харьков, мы много говорили, больше говорил он. С восторгом слушая его, я начинала понимать убогость своего университетского образования. Историю партии я преподавала в кружках и даже считалась неплохим лектором. А Дау, рассуждая о любом политическом вопросе, цитировал Маркса, Энгельса, Ленина.
— Корочка, Маркс по этому поводу сказал… (Шли длинные цитаты). Ведь это прекрасно! Он знал историю всего мира и каждого народа в отдельности. Он знал все, даже какие-то персидские иероглифы.
О коммунарах Французской революции Дау говорил с таким восторгом, будто был им сам.
— Дау, вы должны обязательно вступить в партию. Такие люди, как вы, ей очень нужны.