Актея

В самом деле, хотя вышедший на арену человек несомненно отличался силой и гибкостью, хотя за ним следовали два раба – один нес меч и два дротика, другой вел в поводу нумидийского скакуна, – он, как видно, не собирался развлекать народ, предвкушавший жестокую схватку. Он медленно прошел на середину цирка, обвел все вокруг спокойным, бестрепетным взглядом. Затем, знаком показав, что конь и оружие ему не понадобятся, поднял глаза к небу, упал на колени и стал молиться. Народ, обманутый в своих ожиданиях, разразился угрожающим ревом: все пришли смотреть на схватку человека с хищными зверями, а не на кончину мученика. Послышались крики: «На крест! На крест!» Если в цирке должна была состояться всего лишь казнь, то народ желал видеть самую долгую и мучительную. Тогда в глазах обреченного сверкнула невыразимая радость и он воздел руки к небу, благодаря его за милость: он был счастлив умереть той смертью, которую Спаситель превратил в вершину славы. В это мгновение он услышал позади себя глубокий вздох и невольно обернулся.

– Сила!.. Сила!.. – едва слышно проговорила девушка.

– Актея! – воскликнул он, подымаясь с колен и бросаясь к ней.

– Сила, сжалься надо мной, – сказала Актея. – Когда я узнала тебя, во мне ожила надежда… Ты такой могучий, такой отважный, тебе не раз приходилось вступать в единоборство с лесными зверями и с владыками пустыни. Если бы ты принял бой, то, быть может, спас бы нас обоих…

– А мученичество? – перебил Сила, указывая на небо.

– А страдания?! – ответила Актея, и голова ее поникла на грудь. – Увы! Брат мой, я ведь не родилась в святом граде, как ты, я не слышала животворящего слова из уст того, ради кого мы умрем сегодня. Я родом из Коринфа и воспитана в верованиях моих предков. Лишь недавно я стала жить по христианскому закону, по христианской вере и слово «мученичество» знаю со вчерашнего дня. Быть может, мне еще хватило бы мужества умереть самой, но если придется увидеть, как ты погибаешь здесь передо мной медленной, жуткой смертью, я не вынесу этого…

– Пусть так, я приму бой, – ответил Сила. – Ибо я знаю: радость, что ты отнимаешь у меня сегодня, я смогу обрести позже.

Повелительным жестом он подозвал рабов.

– Коня, меч и дротики! – громко произнес он, и в его голосе и движениях было царственное величие.

В цирке раздались рукоплескания: по этому голосу и жесту зрители сразу поняли, что им предстоит увидеть одно из тех геркулесовских единоборств, какие только и могли взбудоражить их чувства, пресыщенные созерцанием обычных поединков.

Прежде всего Сила приблизился к коню. Это был, как и он сам, уроженец Аравии, и два сына одного отечества признали друг друга. Человек сказал коню несколько слов на чужеземном наречии, и благородное животное, будто поняв их, ответило громким ржанием. Тогда Сила сорвал с коня седло и узду, надетые римлянами в знак рабства, и освобожденный сын пустыни принялся радостно скакать вокруг того, кто вернул ему свободу.

А Сила в свою очередь снял ту часть одежды, что стесняла его движения и, обмотав своим красным плащом левую руку, остался в одной тунике и тюрбане. Затем он опоясался мечом, взял дротики и подозвал коня. Конь повиновался, покорный словно газель; Сила вспрыгнул к нему на спину, пригнулся к его шее и, направляя его лишь голосом и движением колен, трижды обскакал вокруг дерева, к которому была привязана Актея, словно Персей, готовый защищать Андромеду:[292] гордость араба возобладала над смирением христианина.

Минуту спустя распахнулась двустворчатая дверь под подиумом и на арену с ревом вырвался кордубский бык,[293] подстрекаемый рабами. Но не успел он продвинуться на десять шагов вперед, как, испугавшись яркого дневного света, толпы зрителей и многоголосого крика, согнул передние ноги, наклонил голову к самой земле, уставился на Силу своим тупым, свирепым взглядом и стал подгребать под себя песок передними копытами, вскидывать его рогами; из ноздрей у него шел пар. Тут один из распорядителей бросил ему набитую соломой куклу, похожую на человека. Бык сразу ринулся на нее и раздавил копытами; но в то мгновение, когда он топтал ее особенно яростно, в воздухе просвистел дротик, пущенный рукой Силы, и впился ему в плечо. Бык взревел от боли и тут же, бросив мнимого врага ради настоящего, стал надвигаться на Силу. Голова его была опущена, а по песку за ним бежала кровавая бороздка, однако невозмутимый сириец дал ему подойти довольно близко. Лишь когда быку оставалось до него несколько шагов, он сжал коленями бока своего резвого скакуна, что-то крикнул – и увернулся в сторону. И в то время как бык проносился мимо, увлеченный бегом, второй дротик вонзил ему в бок все свои шесть дюймов железа. Бык остановился, зашатался и, казалось, он вот-вот упадет; затем, стремительно развернувшись, он бросился на коня с всадником, но те пустились в бегство, будто уносимые вихрем.