Акция (из сборника "Привал странников")

– Не опохмеляюсь. Но бутылку возьму. Такое пропасть не должно. – Кареев ухватился за горлышко, поддержал равновесие связью руки с бутылкой, а бутылки – со столом, утвердился и двинулся, наконец, к выходу.

Передав бутылку (подержать) Василию, Кареев, стоял у своего «БМВ», долго рылся в карманах в поисках ключа. Все-таки нашел, скрыл дверцу, уселся, включил зажигание и, приняв от Василия коньяк, уложил бутылку на соседнем сиденье.

– Доберетесь, Валентин Николаевич? – осторожно и встревоженно спросил Василий.

– Домчусь, Вася! До свидания, милый человек!

– А бутылки обещанные когда вам передать?

– Каждый вторник, каждый четверг и каждую субботу ищи меня здесь.

– Так до послезавтра, Валентин Николаевич?

– Вася, Вася, родная душа, – сказал Кареев и врубил первую скорость.

Машина покатила. Кареев ехал и мурлыкал фальшиво:

Брали русские бригады Галицийские поля…

Офицер-следователь приподнялся в кресле, потянулся через стол и ударил Василия по лицу. Василий откинулся на стуле, прикрыл глаза. Открыл их, спросил:

– За что, ваше благородие?

– Чтобы не врал, сволочь!

– Я не вру. И в документах все написано.

– Кто выписывал тебе эти документы?

– Кто выписывал, тот и подписал.

Еще удар. Поодаль сидел Бауэр в штатском, смотрел в зарешеченное окно.

– Это милые цветочки, скотина, – пообещал следователь. – А горькие ягодки тебя еще ждут. Говори, кто тебя сюда заслал?

– Нужда, ваше высокоблагородие.

Бауэр встал. Вскочил и следователь. Открывая дверь, Бауэр разрешил:

– Продолжайте. – И ушел.

– Ты все сказал? – поинтересовался следователь.

– Как на духу, – ответил Василий.

Следователь нажал кнопку звонка. Тотчас вошли двое.

– Через час встретимся. Может быть, за этот час ты что-нибудь вспомнишь. Тогда и поговорим, – пообещал следователь.

Василий все понял, поднялся и направился к тем двоим, у дверей. Его ввели в комнату, похожую на операционную, и местный хирург в серой форме приказал ему.

– Раздевайся.

…Через час его вернули следователю. Следователь заглянул Василию в помутневшие от страдания глаза и спросил:

– Что-нибудь вспомнил?

Василий попытался заговорить, издал даже первый жалкий звук, но говорить не смог. Он беззвучно заплакал.

На аэродроме Вирт, Бауэр и Кареев провожали первую группу. Они уже ободряюще похлопали по плечам отправляющихся в неизвестное трех своих учеников, а теперь смотрели, как те, горбатые от парашютов, шли к самолету, урчавшему включенными моторами. Кареев повернулся к Вирту и Бауэру, улыбнулся ослепительно:

– С почином, господа!

– Вот и начало, – констатировал Вирт.

– И начали точно в срок, – отметил Бауэр. – Поздравляю вас, господин Кареев.

– А я – вас, господин Бауэр. Да, а как мой Вася?

– Плачет, – односложно сообщил Бауэр.

– Когда очень больно, всегда плакать хочется. По моим пунктам проверили?

– Да. Врачи установили, что ампутация руки произведена не ранее двадцати пяти лет тому назад русским хирургом. Бутылка, переданная вам, содержит в себе армянский коньяк без примесей, изготовлена в ноябре сорокового года, а выпущена армянским заводом в оптовое распределение в апреле сорок первого. Документы – подлинные.

– Тогда пусть себе торгует, а, господин оберштурмбанфюрер?

– Пройдет еще одну проверку, – решил Бауэр.

– Что, попытка – не пытка, – согласился Кареев и вдруг рассмеялся, оценив двусмысленность сказанного. – Правда, только не в этом случае.

В умело расширенной, обжитой пещере, на плащпалатке, расстеленной на гладком земляном полу, безмятежно и с удовольствием спал Егор. Жесткий свет яркого солнечного дня проникал через отверстие-вход, но это только заставляло спавшего улыбаться, морщась.

Неслышно пришла Маша, глянула на Егора и осторожно миновала его, направляясь в свой угол. Там, сняв косынку защитного цвета и тряхнув влажными волосами, она развернула стыдливый сверток и, разложив по чемодану рации только что выстиранные лифчик, майку, трусики, прикрыла их снятой косынкой.

А Егор уже не спал: веселым глазом он следил за Машиными манипуляциями. Дождавшись их завершения, заметил ворчливо:

– Твоя чистоплотность, Мария, нас демаскирует.

– Я очень осторожно и незаметно все делала, Егор Иванович.

– Кончили об этом. Постирушки и омовения категорически запрещаю.

– Слушаюсь, товарищ майор.

– И без обид! – разозлился Егор.

– Слушаюсь, товарищ майор, – повторила Маша, помолчала, все-таки обижаясь, но не вытерпела, спросила: – Зачем я здесь, Егор Иванович?

– Не задавай глупых вопросов.

– Нет, правда. Для того, чтобы разок выйти в эфир, а потом отсиживаться в пещере? Разок выйти в эфир может каждый из вас.

– Ты здесь, значит, ты здесь мне нужна. Я в такие путешествия лишних не беру. Скоро будет твой день.

– Когда?

– Когда все будет готово, когда я к Васе схожу.

– А где он. Егор Иванович?

– Сейчас, скорее всего, в гестапо, у Бауэра.

– А что он там делает?

– Что с ним там делают, вот вопрос! Ах, Вася, Вася!

– Бьют его, да?

– Если бы только били!

– А вы сразу знали, что будет так?

– Да. И он знал. Они должны его отпустить. Там все чисто.

– Егор Иванович, а вы чувствуете за собой право посылать человека на муку?