Актуальные проблемы Европы №1 / 2017

То, что шиитская составляющая исламской концепции международных отношений носит ярко выраженный конфликтный характер, как нельзя лучше подтверждается ст. 154 Конституции ИРИ, где говорится буквально следующее: «Исламская Республика Иран, воздерживаясь от всякого вмешательства во внутренние дела других стран, поддерживает справедливую борьбу угнетенных против угнетателей во всем мире» [Конституция.., 1979]. То есть Иран позиционирует себя как самодостаточное, не нуждающееся в сильных союзниках государство, главной задачей которого является борьба с глобальной несправедливостью (данный тезис в целом роднит шиитскую концепцию с концепцией радикальных исламистов, подробнее о которой будет сказано ниже).

В целом можно отметить, что представление об «особости» иранского пути органично вытекает из «особости» шиизма, который не случайно получил распространение именно на территории будущей Исламской Республики. Для народа Персии-Ирана издревле было характерно восприятие своей страны как некоего центра обитаемой вселенной. Страна, имеющая глубокие дипломатические и культурные традиции, а также историю, уходящую корнями в эпоху античности, не могла просто так смириться с тем, что была завоевана полчищами бедуинов, которых персы долгое время вообще не считали за людей.

Сокрушительное поражение сасанидского Ирана в войне против мусульман (которого, кстати, избежал извечный соперник персов – Византийская империя) привело к появлению на просторах молодого исламского мира крайне специфического во всех отношениях образования. Идеи выборности главы общины, равно как и отсутствия у него сакральных характеристик, были чужды персам. На территории Ирана со времен Ахеменидов (VII–IV вв. до н.э.) были распространены представления о божественной сущности передаваемой по наследству высшей власти. Именно в контексте этих идеологем и сформировалось восприятие ислама местным населением, принявшим и творчески разработавшим шиитскую версию религии в качестве идейного направления, оппонирующего исламу арабов-суннитов.

После поражения и гибели в 680 г. третьего имама Хусейна основные угрозы для халифата стали исходить именно с шиитских территорий. Сначала под ударами шиитского восстания рухнуло правление потомков Муавийи, затем часть квазигосударства попала под контроль Фатимидов, и, наконец, Аббасиды лишились полноценной власти вследствие гражданской войны, развязанной шиитской династией Буидов.

Долгие годы противостояния сначала суннитам (сперва в качестве составной части Великого халифата, после – в качестве самостоятельного государства – сефевидского Ирана), а затем колонизаторам – англичанам и русским – приучили шиитов к перманентной борьбе. А из специфической, нехарактерной для большинства мусульман трактовки ислама родилось представление об особой миссии шиитского духовенства и иранского народа – миссии объединения всех мусульман под эгидой Тегерана без учета конфессиональных различий.

Иранские официальные лица все чаще говорят о том, что различия между исламскими конфессиями надуманы и что Иран относится ко всей умме как к братьям по вере. Так, летом 2014 г. глава Совета по определению целесообразности принимаемых решений А. Хашеми-Рафсанджани провел встречу с ведущими улемами и политическими лидерами суннитских общин Ирана. В своей приветственной речи аятолла заявил, что Иран не делает различий между суннитами и шиитами и готов защищать права всех мусульман, вне зависимости от конфессиональной принадлежности [Serjoie, 2014].

Особенно ярко данное положение внешнеполитической парадигмы ИРИ воплощается в отношении Тегерана к палестинскому вопросу. В контексте противостояния «малому сатане» Израилю ИРИ не гнушается даже контактами с палестинскими религиозными радикалами.

В начале 2013 г. глава МИД Ирана Д. Зариф встретился в Бейруте с главой организации «Исламский джихад Палестины» Рамаданом Абдуллой. Согласно данным иранских СМИ, в ходе переговоров обсуждались вопросы, касающиеся обострения обстановки в Ливане, где все большую силу на фоне гражданской войны в соседней Сирии набирали противоречия между основными этноконфессиональными общинами страны (см.: [Демиденко, 2014]).