Аквамариновое танго

Крушение, полное крушение! В глазах у Евы темнеет. Занавес падает, корабль под названием «Безупречный захват кровавого убийцы» в одно мгновение бесславно идет на дно.

– В чем дело? – беспокоится Ксения, заметив, что к Еве подошел кто-то посторонний. – Чего он от нее хочет?

– Тихо, тихо, – успокаивает ее Габриэль. – Нам нельзя к ней приближаться! По-моему, это какой-то гуляющий… Черт его знает, что ему нужно!

– Чиво? – говорит актриса собеседнику, гениально изображая изумление и простонародно выговаривая слова. – Какая такая Ева?

– Простите, – вздыхает господин, – я обознался. Просто у вас такие же прекрасные глаза, как и у нее… Великая была актриса, да, великая… Сейчас таких уже нет.

Он снова кланяется деревенщине, которую перепутал с любимой актрисой, и медленно удаляется.

И в это мгновение Ева чувствует, что она готова заплакать. Она почти забыла о том, зачем пришла сюда. Она раскрывает сумочку, ища платок, роняет сумочку, нагибается за ней…

Нет, нельзя доставать платок! Он из слишком тонкого полотна, сразу же будет ясно, что она играет, что она – это не она… Усилием воли сдерживая слезы, Ева захлопывает сумочку.

Девять часов.

Эрве уже сел в машину, припаркованную возле ограды. В саду его заменил Анри Лемье.

– Ничего? – спрашивает Амалия, сидящая сзади.

– Ничего.

И граф добавляет, поколебавшись:

– Мне кажется, он не придет.

– Если в половину десятого его не будет, Ева должна уходить, – говорит Амалия. – Мы так условились.

– А он не мог перепутать время?

У Амалии вырывается смешок.

– Если речь идет о вашей жизни и смерти, вы ничего не перепутаете. Нет, скорее всего, он замыслил какую-нибудь пакость.

Половина десятого. Народу в саду становится все меньше. Со своего наблюдательного пункта Анри видит, как Ева поднимается с места.

Ксения и Габриэль движутся к выходу.

– Не упускайте ее из виду, – шепчет Ксения. – Мало ли что он задумал…

Габриэль послушно кивает, но, по правде говоря, слежка ему порядком надоела. Если бы не Ксения, чье присутствие наполняет его теплом, он бы вообще давным-давно ушел отсюда.

Ева пересекает площадь, залитую огнями, и быстрым шагом движется дальше. По мере того как она удаляется от центра, народу на улицах становится все меньше и меньше. Ей уже ясно, что план баронессы Корф провалился. Что-то оказалось не так; каким-то образом убийца раскусил их. Он не поддался на шантаж; так, может быть, Амалия вообще не права по его поводу? Может быть…

– Простите, сударыня, который час?

– У меня нет… – начала Ева.

Но она не успела договорить фразу, потому что человек, который спрашивал у нее время, схватил ее за горло, затащил в безлюдный переулок и стал душить.

Ева захрипела и стала отчаянно отбиваться. Кричать она не могла – железные пальцы стискивали ее шею все сильнее и сильнее… Но вот хватка убийцы ослабела, потому что откуда-то сбоку выскочил Анри Лемье и рукоятью револьвера приложил его по голове.

– Сюда! Сюда! Он здесь! – закричал инспектор.

И, так как убийца никак не желал отпустить Еву, Анри набросился на него и стал выворачивать ему руку.

Ева, кашляя и растирая освобожденную шею, без сил сползла вниз по стене. В следующее мгновение она услышала, как что-то хрустнуло. Убийца сдавленно взвыл…

– Хватит, Анри! – К ним подбежала выскочившая из подъехавшей машины Амалия. – Вы сломаете ему руку… Довольно!

– Невелика потеря, – сквозь зубы ответил Габриэль, который следовал за Амалией. В руках у него был фотоаппарат, который он захватил с собой, но в сад не взял, а оставил в машине.

И, полыхнув магнием, Габриэль сделал снимок, за который – он не сомневался в этом – любая газета через несколько часов будет согласна заплатить ему любые деньги.

– Сенсационное задержание кровавого маньяка! – задорно прокричал Габриэль. Человек, лежащий на асфальте, вяло пытался закрыть лицо свободной рукой. – Снимок, сделанный прямо во время полицейской операции! Ну, как вам такие заголовки, мсье Ансельм?

* * *

– В сущности, это было очень простое преступление, – сказала Амалия комиссару Бюсси.

Полицейское управление на набережной Орфевр напоминало растревоженный улей. Телефоны надрывались, коридоры, несмотря на поздний час, были полны народу. Один из кабинетов особенно привлекал внимание присутствующих. Там, за дверью, из-за которой доносились два голоса – баритон, принадлежавший Анри Лемье, и другой голос, визгливый и протестующий, отчего он стал почти неузнаваемым, – шел допрос преступника, который убил Антуана Лами, супругов Рошар и пытался убить Жака Бросса.