Акварель для Матадора

Матадор привязал к батарее простыню, дождался, чтобы во дворе никого не было, спустился по простыне на козырёк, расположенный на уровне второго этажа. К козырьку протянулся толстый сук дерева, стоявшего у самой ограды лечебницы.

Матадор пробежал по суку и скрылся в зелёной кроне.

Глава пятая

Братья так обрадовались встрече, что отпилили татарину голову — Катализатор смерти — Бандит ошибся, поставив на «Аланию» против «Динамо» — Шрам Матадора — Ледяная принцесса — Лондонские чернушники бьют русского журналиста — От номера телефоназависит жизнь?

Отрезанная голова лежала на столе.

Между шприцем, огрызком яблока, двумя пустыми водочными бутылками и чёрствой ржаной горбушкой лежала на столе отрезанная голова.

Не отрезанная — отпиленная. Её пилили ржавой двуручной пилой. По живому.

Пилили прямо на столе. Кадыров заснул за трапезой, упав бородой в закуску. Удобно пилить. В луже крови под столом плавали спичка и водочная пробка.

Матадор вышиб дверь ногой. Голова смотрела на опергруппу недружелюбно. Горловые связки и шейные мышцы болтались джинсовой бахромой.

Убийцы спали на топчане. Фотограф полыхнул вспышкой.

— Муть какая, — сказал Матадор. Он с большой неохотой пошёл на это задание.

Какой-то знаменитый французский фотограф раскатал губу на репортаж о доблестных буднях московских борцов с наркотиками. Фотографа втюхали группе Матадора.

Фотограф притащил тыщу баксов, скулил, чтобы взяли на интересненькое.

На серьёзную операцию его брать было нельзя. Промандячат ему дырку в черепе, разливай потом сопли перед начальством и посольством. Взяли парня на обычное дело: профилактическая зачистка одной чернушной квартиры.

И надо же было такому случиться: в гости к Степану Лысенко приехал из-под Харькова брат Мирон. Степан, продвинутый столичный житель, год торчал на героине, а провинциальный родственник хлестал по старинке горилку.

Решили братаны померяться силами: Степан всупонил себе двойную дозу герыча, а Мирон уговорил литр злодейки с наклейкой. Сосед Степана, Ренат Кадыров, успел на два фронта: укололся полкубиком, а сверху отполировал водкой.

Разгулявшиеся братья ночью вспомнили, как весело пилили когда-то вдвоём дрова на родном дворе. Ясное небо, пила звенит, жаворонок поёт, солнышко… Хорошо! Чего бы попилить? А вот — татар удобно лежит.

Оттяпали Ренату качан и легли спать. Фотограф ошалел от счастья. Снял голову и весь натюрморт в двадцати пяти ракурсах.

Фотографию поместили на фотобиеннале.

Голова татарина на столе.

Отпиленная голова татарина.

Игорь было полез в карман за сигаретами, но вспомнил, что он на выставке.

Игорь огляделся. Публика, пришедшая на вернисаж «История Москвы глазами русских и зарубежных фотографов», мало внимания обращала на развешанные по стенам снимки. Гости общались между собой, ожидая угощения: после церемонии открытия все должны были перейти через дорогу — из Малого Манежа в банкетный зал Дома Союзов, где уже накрывались столы.

Игорь, попавший сюда случайно, был вынужден рассматривать снимки.

Отпиленная голова татарина: Татаром был начальник стройуправления, в котором его мама работала главным бухгалтером. Начальник украл много денег и свалил недостачу на маму. Маму судили, приговорили к семи годам, она умерла от разрыва сердца в воронке, который вёз её из зала суда. Вор-татар занимает сейчас крупный пост в столичном правительстве.

Игорь перешёл к другому снимку. Огромная чёрная доска испещрена математическими формулами. Цифры, стрелочки, интегралы. Московский университет. В нижнем углу кадра учёный: белая рубаха, галстук, очки. Шестьдесят четвёртый год.

Его отец тоже был учёным в МГУ. Как раз в шестьдесят четвёртом он защитил блестящую диссертацию. Ещё он играл на гитаре и сочинял песни. Но когда исчезла мама, запил по-чёрному. Преподавал физику в школе для дураков, сейчас на пенсии. Сошёлся с уборщицей из ДК, живёт с ней где-то в Бутово.

Игорь пошёл по стопам отца. Без блата проторкнулся на элитарный тогда химфак. Формулы разводил в полруки, молекул гонял чисто конкретно. На студенческой олимпиаде в Чехии взял серебряную медаль. Распределился в закрытый институт, получал большую зарплату. Но с горбачёвской перестройкой деньги кончились. Государственных заказов институт лишился. В хозрасчётные коллективы Игоря не звали — слишком специфической была тема исследований. Влияние химических препаратов на сознание и физиологию вероятного противника…

Игорь решил, что не будет как-то специально бороться за новую жизнь. Двухкомнатная родительская квартира в доме МГУ его вполне устраивала, семьи он так и не завёл и ни в чём особо не нуждался.