Аквариум (сборник)

Братья слышат ее урчанье, видят ее тень, они знают, что она тут, близко, они обоняют ее бензиновое дыханье, перебивающее аромат цветов и растений. Холодок пробегает по их нешироким, чуть сутулым школярским спинам: а вдруг снова по их душу?

Они стараются не ускорять шаг, не бежать, а впрочем, какой смысл?

Теперь уже все равно.

Палец Будды

Окна на рынок – зрелище малоприятное, но по-своему притягательное. Даже завораживающее. Рынок – не просто торжище, майдан, но концентрат жизни: выкрики, музыка, запахи готовящейся (шаурма, шашлыки) пищи. Если живешь рядом, то постоянно ощущаешь себя словно в стороне от главного, выброшенным на обочину – почему ты здесь, а не там? Там – всё: страсти, интриги, злодеяния, ловушки, надежды, разочарования… Там эпос современности – все кипит, бурлит, завариваются всякие дела, неожиданные встречи, сближения, раздоры и сговоры… Короче, чего там только нет. Даже народы там перемешались, словно в вавилонском столпотворении: славяне, прибалты, кавказцы, азиаты…

Весь день ярмарка гудит растревоженным осиным гнездом, трудно поверить, что – самый центр Москвы (шпиль университета и трамплин за Москва-рекой), что когда-то здесь в обычные дни была тишина и благодать, можно было спокойно прогуливаться по аллеям, заниматься джоггингом, зайти в кинотеатрик «Рекорд» или выпить пива…

Над торжищем по-прежнему возвышается статуя вождя мирового пролетариата, высоколобая лысая голова усижена сизарями, в опущенной руке кепка. Аскетизм канул в Лету, жизнь катится по другим рельсам, покупай – не хочу, торгуй – не хочу… Спортивная арена похожа на огромную летающую тарелку, чудом приземлившуюся прямо посреди россыпи азиатского ширпотреба. В этой толпе, в этих залежало пахнущих, ярких, разноцветных тряпках со всего мира (в основном из Азии), в этих густых дымных запахах еды и гортанных выкриках торговцев, перекликающихся друг с другом и с покупателями, во всем этом есть некая праздничность, полнота и острота. Здесь делаются деньги – торговлей, воровством или вымогательством, здесь обманывают, дают взятки, покуривают и приторговывают травкой, здесь все давно куплено и схвачено, отсюда тянутся нити к потусторонним кровавым разборкам, брошенным и сожженным иномаркам, криминальным расследованиям и всякому прочему.

Но это там, в глубине, в не заметных поверхностному взгляду омутах. Неудивительно, что многие толкутся здесь целыми днями, нимало не печалясь и чувствуя себя как рыба в воде.

И зачем столько? И кто все это покупает?

Меж тем народ сюда валит и валит целодневным непрекращающимся потоком, с привязанными к тележкам огромными баулами и без них, в горящих глазах испуг, азарт и усталость, в душе – тайная жажда причаститься этой языческой стихии…

Попадая сюда, посетитель с непривычки чувствует себя огорошенным, крутит растерянно головой, подавленный нависающими над ним грудами тряпок, игрушек, мелкой электроники и всякой прочей полезной и бесполезной всячины. Нет, далеко не сразу втягивается он в этот водоворот. Ему надо адаптироваться, приноровиться, привыкнуть. Постепенно, впрочем, взгляд становится более осмысленным, лицо менее напряженным. Впрочем, некоторые так и не могут выйти из грогги, то и дело в страхе хватаются за карманы, с блуждающими, полными ужаса глазами носятся вместе с толпой вдоль лотков, чтобы в конце концов протолкаться, выдраться из потока и еще долго отдыхиваться возле высокой металлической ограды.

Из окна видны головы и развевающиеся на ветру, как знамена в праздник, тряпки. Куполом пыльные кроны деревьев. От раскаленного асфальта поднимается вверх африканский жар. От людского дыхания потеют стекла окружающих домов, аура страстей высоковольтной дугой протягивается над этой частью города (говорят, мэр приезжает сюда играть в теннис). Туда, туда, на этот праздник, вкусить пряность жизни. Там игра не менее азартная, чем в лучших казино Лас-Вегаса. Туда, туда…

Марат проталкивается за узкоплечим пареньком, который уверенно и шустро скользит между огромными сумками, между задыхающимися и обливающимися потом тетками, меж тележками и лотками, пока наконец не останавливается возле одной из торговых палаток. Все, говорит паренек, дальше сам. И тут же растворяется в толпе, Марат даже не успевает ничего ответить. Верней, спросить.

Честно признаться, такого поворота он не ожидал. Он не очень понимает, как начать, и, стоя перед прилавком, вопросительно смотрит на низкорослого торговца с раскосыми азиатскими глазами – то ли вьетнамца, то ли китайца. Торговлю тут держат в основном кавказцы, но попадаются и из более далеких краев, преимущественно из Вьетнама, реже из Китая или Индии.

– Что хочешь?

– Чжи Тай, поговорить, – отрывочно произносит Марат.

Дежурное выражение радушия на лице торговца сменяется настороженностью. Он пристально вглядывается в Марата, потом исчезает в палатке. Отсутствие его длится не более минуты:

– Э-э-э… Заходи давай! – и, пропуская Марата, сам выскальзывает наружу.

Ох уж эти лисьи повадки азиатов, кошачья ловкость и вкрадчивая легкость движений!