Акведук на миллион

Я весь обратился в слух, сообразив, что «шайкой якобинцев» хозяин дома окрестил моих друзей. Гнев и жажда мести забурлили во мне с удвоенной силой, — чувства дурные, а в моем случае еще и опасные: и так кровь к голове приливает, а я еще и бесполезной злостью ее подкачиваю, так и до кондрашки недалеко.

— Полно вам, милостивый государь! — послышался голос молодого собеседника. — Россия велика, так просто ее не погубишь. Да и стоит ли опасаться этой шайки. Пустое. Они только и заняты болтовней, а дело делают другие!

Обида и злоба захлестнули меня пуще прежнего.

— Тем более! — с жаром выпалил хозяин. — Чего же ждать?!

— Экий вы нетерпеливый! Сами же знаете, ждать осталось совсем немного. До двадцать восьмого октября — всего две недели! А вы все торопитесь, милостивый государь. Рано, ой рано вернулись на службу. Рад бы ошибиться, но смею предположить, вы недолго продержитесь, ваша отставка не за горами…

— Что вы такое говорите?!

Послышался шорох, какой бывает при трении ткани, — вероятно, хозяин еще и руками замахал.

В ушах гудело, я стал дергать ногами в надежде, что истязатели перевернут меня. Но и любопытство не отпускало, я старался не пропустить ни слова.

— Смена власти, — рассуждал гость, — похожа на маятник с секирой: он качается и головы сносит. И нет здесь ни правых, ни виноватых, рубит без разбору. Качнулся в одну сторону — одни ряды проредил, в обратную сторону — другие.

— Мудрено вы изъясняться изволите, не пойму я вас.

— Чего же тут непонятного? Молодой государь не знает ни как государством управлять, ни кому довериться можно. Вот и мечется…

— Эдак же маятник до бесконечности мотаться туда-сюда будет. Что же нам? Ждать ad calendas graecas[1]? Или пока царь не повзрослеет?

— Да нет, милостивый государь. Выжидать нужно того момента, когда сможешь на маятник запрыгнуть. Бульдог и ждет. И считайте, дождался. Мы ему punctum temporis[2] подготовили.

— Вы уверены, что из вашего punctum temporis будет толк? — с язвительной усмешкой, едва скрывавшей дрожь в голосе, спросил хозяин.

— Дело такое, что Россия содрогнется от ужаса. — Голос молодого собеседника зазвучал со зловещим торжеством. — А государь, наш безвольный государь, впадет в оцепенение, вот увидите. Одна только мысль у него и останется: нужно действовать, действовать, время для болтовни истекло, романтическим настроениям более нет места, нужна железная рука! И тогда, вот увидите, Бульдог окажется в числе первых, кого царь призовет на помощь.

— Вы уверены?

— Уверен. И его возвращение спасет и вас, милостивый государь, от отставки. Тем паче что дело в Москве произойдет, не здесь, не в Санкт-Петербурге.

— Не здесь, — прошептал хозяин дома, в голосе его слышались и облегчение, и ревность одновременно.

— Вот почему интересен мне ваш племянник.

— Петрушка-то Рябченко? Сейчас пошлю за ним на Моховую.

— Да ни к чему! — с досадой ответил неизвестный и с еще большей досадой сказал: — Очень некстати эта ревизия! Но мы устроили так, что ревизором в Москву поедет он, ваш племянник.

— Он же как из Орлова вырвался, никуда из Петербурга…

— Вот и хорошо.

— Да что «хорошо»? Штафирка[3]! Какой от него прок? — промолвил хозяин дома с деланым безразличием, за которым угадывалось желание оградить племянника от участия в сомнительном деле.

— Нужно, милостивый государь, наказать ему, чтобы глубоко не копал — и со всеми отчетами нас ознакомил, прежде чем они пойдут выше, — с нажимом в голосе произнес гость и тут же добавил: — А впрочем, отчеты должны быть немудреными.

— Что-то вы темните, — неожиданно резко сказал хозяин. — Боитесь ревизии, а с другой стороны — требуете денежной помощи! И вообще! Какое отношение задание моего племянника имеет к вашему делу?

— Денег не хватило, — недовольно ответил гость. — Сами знаете, большая часть уходит на взятки. Кроме того, вы участвуете не просто так. Бульдог учтет вашу помощь.

— Ладно-ладно, — смягчился хозяин и с усмешкой добавил: — Представьте себе, какой-то негодяй только что пытался отнять у меня эти деньги.

Услыхав эти слова, я едва сдержался, чтобы не хмыкнуть. Получалось, на черной лестнице в «Новых Афинах» я оказался свидетелем попытки ограбления.

Кресло рванулось в обратную сторону. Голова пошла кругом, перед глазами все поплыло, я едва не потерял сознание, но сквозь накатившую дурноту пробивалась досада, что самое важное я упущу.

Морды мучителей выплыли из тумана. Голоса доносились словно из-под воды.

— Жив?

— Что ему будет-то?

— Да ты, Кузьма, не тот рычаг потянул.

— Как же не тот?! Смотри вон!

За спиной щелкнуло, кресло вновь опрокинулось, и я вторично повис вниз головой. Пока истязатели разбирались в рычагах, я разглядел еще одного господина в форме квартального надзирателя, который появился в мое отсутствие.

— Ты понял, Быков?! — услышал я голос хозяина дома. — Скажи профессору Черни, что со мной шутки плохи…