Акведук на миллион

Я принялся растирать ее правую руку — ту, которой она бог весть сколько времени держала тяжелый палаш. О собственных недомоганиях я и думать забыл.

Котенок наверняка полагал, что именно мы причина обрушившихся на него испытаний. В сущности, он был прав. До нашего появления он блаженствовал возле теплой жаровни, надежно скрытый от стаи бродячих псов стенами гондолы. Заметив, что мы заняты друг дружкой, Розьер спустился со стены и на полусогнутых лапах, прижав уши и поджав хвост, пробежал по кругу. Не обнаружив лазейки, он вновь вскарабкался по ивовым прутьям и выглянул за борт. Открывшаяся картина повергла котенка в ужас, он спрыгнул и сиганул под шубу, откуда затем выглянул с затравленным видом.

— Хватит-хватит, спасибо. — Графиня высвободила руку.

Алессандрина смотрела на меня с такой благодарностью, словно это не она, а я совершил героический подвиг и спас нас обоих. Правда, справедливости ради, нужно отметить, что именно она подняла розьер на столь опасную для жизни высоту.

Графиня протянула левую руку, погладила меня по щеке. Я перехватил ее ладошку и осыпал поцелуями. Она улыбнулась, но вдруг сделалась серьезной. Жестом попросила помочь и, опершись на меня, встала на ноги. Облокотившись о борт, она огляделась и с облегчением вздохнула. Я ожидал, что Алессандрина вновь займется записями в журнале, но ошибся.

— Посмотри, как красиво, — с восхищением произнесла она.

Я поднялся на ноги. Сильный ветер по-прежнему не располагал к длительным созерцаниям, но ради раскрывшегося нашим глазам великолепного зрелища можно было и потерпеть.

Земля сверху выглядела необъятным полотном, расчерченным аккуратными геометрическими фигурами, полотном чистым, словно тщательно выметенным все тем же жестоким ветром. Облака, как и в детстве, представлялись сказочным миром с добрыми великанами и диковинными существами. Странно было думать, что они таят смертельную угрозу тем, кто осмелится подняться в небо.

— Heus-Deus, нашел же ты местечко для рая! — воскликнул я и перекрестился.

— Направление изменилось, — сообщила графиня. — Мы возвращаемся к Санкт-Петербургу.

— Предпочел бы сойти заранее, — буркнул я.

— Протрубишь еще раз? — усмехнулась графиня.

— Нет уж, уволь, — отмахнулся я. — И все же, утоли любопытство. Зачем нужна эта труба на борту?

— Дмитрий Львович Нарышкин вручил эту трубу профессору с просьбой протрубить над толпою во время зрелища.

— Вот в чем дело, — кивнул я.

Оркестр роговой музыки Дмитрия Львовича славился на весь Петербург. Конечно же и к музыкальным инструментам Нарышкин относился трепетно. И труба — участница полета на воздушном шаре заняла бы особое место в его коллекции.

Что ж, не профессор, так я исполнил волю Дмитрия Львовича.

— Кажется, нам не повезет, — промолвила Алессандрина.

— Что случилось? — обеспокоился я, не склонный более недооценивать ее слова.

— Нас несет прямо на лес. — Она показала рукой.

Розьер снижался. Мы летели над полем, а впереди темнел лес. На большой высоте мы ощущали ветер, но не чувствовали скорости полета. Но теперь, когда сделались различимы пожухшая осенняя трава и мелкие ветки, я увидел, что розьер летит слишком быстро. Мне и об землю не хотелось бы грохнуться с таким размахом, а уж об деревья в лесу — тем более.

— Будем сбрасывать балласт, — сказала графиня.

— Может, не стоит? — забеспокоился я.

— Не волнуйся, мы поднимемся невысоко, — улыбнулась мне Алессандрина. — Я постараюсь провести розьер над кронами деревьев и посадить, как только появится открытое место.

Она отвязала мешок с песком и сбросила вниз. Розьер чуть приподнялся. Графиня скинула один за другим еще два мешка. Они удалялись, поворачиваясь в воздухе с завораживающей грациозностью, словно балерины. Последовали три глухих удара о землю, и три грязных песчаных взрыва отметили наш путь.

Мы летели совсем низко. Я вертел во все стороны головой, тщетно надеясь узреть хоть одну живую душу. Очень хотелось окликнуть с неба какого-нибудь человека и посмотреть, как он перепугается до полусмерти.

Но не повезло. Мы достигли опушки, так никого и не приметив. Розьер полетел через лес, едва не задевая гондолой кроны деревьев. Ландшафт здесь оказался неровным. Впереди маячили сосны, о которые предстояло шандарахнуться, если не найти способа подняться чуть выше. Однако балласта более не осталось, разве что котенок Розьер.

— А мы не можем как-нибудь свернуть? — спросил я.

— Розьер летит по воле ветра, — мрачным голосом ответила Алессандрина.

Она с досадой щелкнула пальцами, видимо, смирившись с какою-то вынужденной жертвой. Как оказалось, решение Алессандрина приняла и впрямь непростое, исходя из ее преданности научным изысканиям: отправила вниз все свои приборы.

Чтобы поддержать ее боевой настрой, я выкинул обе шубы.

— Вот это ты зря сделал, — покачала она головой. — Вокруг ни души. Кто знает, сколько придется выбираться отсюда. Вдруг будет холодно!

И тут я увидел проплешину, кривою линией рассекавшей лес. Оттуда послышалось далекое конское ржание. Сердце мое забилось от радости. Так хотелось кого-нибудь удивить, что забыл об опасности свернуть себе шею.