Акведук на миллион

— Ладно, Диоген нашелся, — фыркнул я и легонько махнул в ту сторону, откуда звучал голос камердинера.

Мосье Каню взвыл от боли: моя рука угодила ему в живот.

— Су-у-ударь… что же… вы… делаете-с… — застонал он.

— Ох, прости. — Я нащупал голову французишки, прижал к груди и потрепал его по волосам. — Дыши глубже, сейчас все пройдет.

Отпустив мосье Каню, я выставил перед собою руки и сделал несколько шагов. Раздался голос господина Мартемьянова:

— Осторожно, прошу вас, не ступайте по левую сторону от входа.

— А что там? — Я замер на месте.

— Покорнейше прошу прощения, там я был вынужден устроить отхожее место, — ответил Сергей Михайлович и добавил с болью в голосе: — Меня тут превратили в совершеннейшую гниду…

— Напрасно вы так, напрасно, — утешающе промолвил я. — И вот еще, позвольте представиться. Я граф Воленский Андрей Васильевич. Мосье Каню — мой камердинер. Кроме того, с нами кот по кличке Нуар. Кстати, где он?

— Где-то здесь, — отозвался французишка.

— В отличие от нас, темнота коту нипочем. Но, к сожалению, Нуар не сможет ничего рассказать нам. Так что, Сергей Михайлович, будем признательны, если своими наблюдениями поделитесь вы.

— Какие наблюдения? — с досадой ответил господин Мартемьянов. — В этом углу, вот где я сейчас, имеются тюфяки. Тут я почивать изволю. В том вон углу тюки какие-то сложены. В них что-то твердое…

— Это минералы! — перебил я Сергея Михайловича. — Ага! Значит, я прав!

— Господи! Сколько же еще этой муке длиться?! — всхлипнул господин Мартемьянов.

— Недолго, милостивый государь, совсем недолго, — успокоил я его. — Через четыре дня в Москву приедет государь, его императорское величество Александр…

— И что? — с недоверием воскликнул господин Мартемьянов.

— А то, — продолжил я, — что наши тюремщики заставят нас таскать эти минералы наверх, на акведук, чтобы отравить воду…

— Какой акведук? О чем это вы, Андрей Васильевич? — испугался Мартемьянов.

— Как — какой? — в свою очередь удивился я. — Три недели назад акведук уже стоял, вы должны были его видеть!

В ходе разговора я пошел в обход, придерживаясь правой стены, и вскоре наткнулся на тюки. Я отряхнул машинально руку и ткнул один носком ноги. Судя по всему, мешки были весьма тяжелые.

Господин Мартемьянов тем временем разговаривал сам с собою:

— Всего три недели… три недели… А как же Жаклин? Как она, бедняжка? А Натали? Как же они?

— Жаклин? Натали? — переспросил я, приблизившись к узнику.

Он нащупал в темноте мою руку.

— Натали — это моя жена, а Жаклин — наша дочь, — объяснил Сергей Михайлович. — Это все Пескарев! Негодяй и мерзавец!

— Пескарев? — вскрикнул я. — В который раз слышу эту фамилию! Пескарев, значит! Это многое объясняет!

— Пескарев Филипп Юрьевич, из последнейших подлецов, скажу я вам! — с отчаянием произнес Мартемьянов. — Это он, он запер меня здесь. Он позарился на мое имение…

— Да он, похоже, не только на имение позарился, — нахмурился я.

— Да-да, конечно! — подхватил Сергей Михайлович. — Он, скотина, наверняка требует, чтобы Жаклин вышла за него! А Жаклин! Бедная моя Жаклин! Ради меня она погубит свою жизнь!

— Не отчаивайтесь! Мы живы и еще поборемся! — приободрил его я и спросил: — Как вас здесь кормили?

— Неплохо, — ответил Мартемьянов. — Но при чем здесь кормежка? Лучше бы я умер…

— А притом. Хорошая кормежка подтверждает, что вы, да и мы, надеюсь, нужны здоровыми и сильными, — объяснил я. — Вот увидите, нас заставят поднять ядовитые минералы на акведук.

— А потом-с отпустят? — всхлипнул Жан.

— Конечно, отпустят, — успокоил я французишку. — Прямо с акведука, там высота — девять саженей.

— Вам бы шуточки-с все шутить. — Судя по голосу, мосье Каню пустил большущую слезу.

— Жан! — повысил я голос. — Не узнаю тебя! Разве не ты год назад штурмовал Копенгаген?

— Так то война, безвыходное положение-с, — заныл французишка. — Но сюда-то зачем-с нас занесло-с, сударь вы мой?!

— Ладно, не хами, — пригрозил я камердинеру. — Еще поборемся, вот увидишь! А ну-ка иди сюда!

Жан осторожными шажками приблизился к нам. Я обнял за плечи его и господина Мартемьянова и зашептал:

— Мы, господа, вот что сделаем…

— А почему шепотом-с? — спросил французишка.

— Чтобы не подслушали. Не перебивай! Итак, мы перетащим тюки с минералами и нагромоздим их справа от входа. Слева отхожее место. Когда тюремщики войдут, толкнем мешки на них. На пару секунд они опешат, а глаза наши тем временем чуть привыкнут к свету, и мы нападем…

— А если не привыкнут-с? — спросил мосье Каню.

— Я потренируюсь действовать вслепую. Ты мне поможешь.

— Как?

— Поиграем в жмурки, — усмехнулся я.

— В жмурки? — недоуменно переспросил Жан.

— Будешь кружить вокруг меня в темноте и иногда подавать голос, — объяснил я. — Моя задача — на звук твоего голоса попасть тебе кулаком по физиономии.

— Вот спасибо, сударь! — вскричал французишка. — Вам бы только издеваться надо мною-с!

— Господи, Жан, но я и впрямь должен потренироваться. Сам знаешь, тяжело в учении…

— …а в бой и вовсе-с не хочется! — закончил мосье Каню.

— Признаться, Андрей Васильевич, — подал голос Сергей Михайлович, — ваш план выглядит слишком уж фантастическим.