Алая аура протопарторга

Для начала стоило прогуляться по первому этажу. С трудом продавив тельце сквозь бетон капитальной стены, Анчутка свернул в тесный кирпичный простенок, где двигаться было не в пример легче… Жильцы еще спали. В кромешной темноте, нарушаемой только вспышками зазоров и полостей, оставленных нерадивыми строителями, он миновал еще два поворота, после чего ему показалось, что где-то далеко-далеко, на пределе слышимости, скользнул торопливый шепоток домовых… Но тут справа осторожно провернулся ключ в дверном замке – какая-то ранняя пташка пыталась проникнуть в квартиру, не потревожив родных и близких. Однако родные и близкие были, как выяснилось, начеку. Немузыкально задребезжал занудный даже во гневе тенорок, взвилось в ответ склочное сопрано… Кирпичная стена искажала звуки, но, к сожалению, кое-что разобрать все-таки было можно.

– Вот откушу тебе, ‹неразборчиво›, нос, – словно бы гвоздем по стеклу скрежетал тенорок, – отсижу три года, но ты ж, ‹неразборчиво›, всю жизнь потом с протезом промаешься! В сырую погоду отваливаться будет!…

– Да?… – заливалось в ответ сопрано. – Да?… Это я-то ‹неразборчиво›?… Я?… Да как у тебя язык повернулся?… Да может, я потому и ‹неразборчиво›, что ты мне за это морду набил!…

Судя по относительной сдержанности высказываний, отношения выясняла молодая интеллигентная чета… Нет, все-таки народ в Баклужино – не в пример культурнее… У лыцких бы уже мат шел сплошняком, без вкраплений… Хотя все равно неприятно… Вдобавок голосистые супруги окончательно заглушили далекий шепоток Анчуткиных сородичей – и беженец брезгливо передернул плечиками, что, кстати, учитывая сопротивление кирпичной стены, было не так-то легко сделать. Как и всякий порядочный домовой, он не выносил житейских склок…

Поплутав по простенкам и едва не заблудившись впотьмах, Анчутка почти уже вышел на искомый шепоток, но тут кирпичи пронизала легкая дрожь – видимо, окончательно обнаглевший пилот прошел совсем уже низко. А тут еще слева из общего мрака, как назло, подкрался все тот же скандал:

– Сама уже не знает, что кому врать!…

– Это я-то не знаю, что кому врать?…

Кажется, шепоток шел справа. Анчутка осторожно выставил наружу настороженное ушко… Все верно! Домовые находились в соседней квартире – точнее, в ванной комнате. Их было двое. Странно… Тут скандал за стеной, а им хоть бы хны…

– Что-то копоть вроде какая-то… неконкретная… – с сомнением бормотал один.

– Правильная копоть… – сипловато возражал другой, чем-то шурша. – Прямиком из Лыцка…

– Через Чумахлу… – со смешком добавил первый.

Второй обиделся, не ответил. Потом оба, кажется, встали. Анчутка ударился в панику: померещилось, будто речь идет о нем («Из Лыцка…», «Через Чумахлу…»), и только-только перевел дух, как почувствовал вдруг, что его не больно, но крепко берут за торчащее наружу ушко.

– И кто ж это у нас такой любознательный?… – ласково осведомился сипловатый, извлекая Анчутку из стены за чуткий лопушок. – Н-не понял… – озадаченно сказал он, узрев незнакомое смущенное личико – Ты кто, братан? Назовись…

Пришлось назваться и заодно объяснить, что он делал в простенке. Выручила дымчатая масть. Это ведь только местные разношерстки своих же баклужинских сплошь и рядом топят, а лыцкие друг за друга держатся крепко, тем более – на чужбине…

– А-а, беженец… – смягчившись, протянул тот, что сомневался в качестве копоти (иными словами – ладана). – Мохнатый зверь на богатый двор?… Ну как там, в Лыцке-то?. Да садись, чего стоишь!…

Все трое присели на резиновый коврик. Сипловатый забил косяк и чиркнул позаимствованной на кухне спичкой. Почмокал, затягиваясь, и передал косячок товарищу. Анчутка хотел было приступить к жалостному рассказу, но тут как раз подкатила его очередь. Обижать хозяев не хотелось, так что пришлось тоже затянуться…

Внезапно сквозь дверь в ванную просунулась совершенно зверская дымчатая мордочка еще одного домового. Носопырка – раздута, глазенки от изумления и бешенства – тоже. Не иначе – старшой по масти…

– Вы что делаете?… – испуганным шепотом рявкнул он. – Вконец оборзели?… Ванная вся уже ладаном пропахла!… – Присмотрелся – и чуть не плюнул. – И курить-то, сявки, не умеют… – вконец расстроившись, молвил он. – Без затяжки надо облачко выдохнуть – и носиком, носиком его собирать…

Тут он заметил Анчутку – и осекся.

– А это еще что за зверь?

Анчутка отдал косячок и неловко поднялся с коврика.

– Да беженец он… – лениво пояснил кто-то из сидящих.

Старшой прошел сквозь дверь целиком и остановился перед Анчуткой.

– Ну вы что? – с упреком обратился он к курильщикам. – Совсем уже, что ли?… Не разобравшись, не проверив…

– Да дымчатый он, дымчатый… Чего проверять-то?

– Дымчатый! – недовольно фыркнул тот. – Дымчатые, они тоже, знаешь, всякие бывают… – Сердито оглядел Анчутку и кивнул на дверь. – Пошли к Кормильчику…

Признанный авторитет лыцкой диаспоры в Баклужино, больше известный под кличкой Кормильчик, был крупным домовым нежно-дымчатой масти, личико имел упитанное, угрюмое, а нрав, судя по всему, вредный да въедливый.