Алая графиня

Сер Джованни принял протянутую руку и с почтением поцеловал. Катерина зачарованно смотрела на копну мягких темных кудрей и почти перестала дышать, когда губы гостя коснулись ее кожи. Она едва заметно вздрогнула на своем троне, прижимая к груди свободную руку.

Джованни распрямился, его бледное лицо пылало. Он не сразу выпустил руку Катерины, а когда все-таки сделал это, она не сразу убрала ее, чуть задержав в его ладони.

— Ваше гостеприимство — большая честь для меня, — произнес Джованни, не сводя глаз с ее лица.

Он сделал знак своим слугам, трое из них вышли вперед, и только тут я заметила, что они пришли не с пустыми руками.

— В благодарность за вашу доброту я принес несколько скромных даров. Во-первых, картина кисти Сандро Боттичелли, моего доброго друга. — Он махнул слуге рукой. — Энрико, покажи.

Человек из его свиты выдвинулся на шаг вперед, держа большой прямоугольный предмет, завернутый в черный бархат. По кивку Джованни он снял ткань, которая скрывала удивительно милое изображение Мадонны с Младенцем в широкой золоченой раме. К восторгу Катерины, Мадонна была немного похожа на нее.

— Прошу прощения, — сказал Джованни. — У меня не было ваших изображений, только оттиск на монетах, и еще я знал, что вы славитесь красотой и золотистыми волосами. Все остальное сделало воображение Сандро. Должен сказать, ваша светлость, что мы во Флоренции наслышаны о вашей храбрости. Боттичелли настолько впечатлен вашей красотой и силой духа, что ваш образ появляется во многих его работах.

— Какая прелесть! — выдохнула Катерина. — Она просто превосходна. Я обязательно повешу ее так, чтобы видеть как можно чаще.

Человек с портретом Мадонны отошел назад, к остальным членам свиты, его место занял второй слуга с разными тканями в руках. В конце концов, Флоренция прежде всего славилась тонкими шелками и шерстяными материями.

— Это всего лишь образцы, — продолжал Джованни. — Сами отрезы остались в повозках. Если они вдруг не понравятся вам, мы отвезем их обратно во Флоренцию. Если же какой-то образец приглянется вам больше других, только скажите, и мы, вернувшись домой, сразу же пришлем еще.

Слуга развернул ткани перед Катериной, она поднялась и взяла первый кусок — великолепный переливающийся шелк, который казался сначала пурпурным, затем медленно переходил в фиолетовый, после чего принимал розовый оттенок и наконец становился рубиновым.

— Это наш радужный шелк, но имеются и другие, — пояснил Джованни.

Катерина провела пальцами по следующему образцу, дымному черному бархату, продернутому сверкающими золотыми нитями.

— Они все просто изумительны… но я посмотрю позже, когда вы отдохнете и умоетесь с дороги. Дея, ты не сходишь на кухню? Пусть нам принесут вина, припасенного для сера Джованни.

— Ой! — воскликнул Джованни. — Мадонна Дея, какой же я грубиян, что позабыл о вас! Прошу прощения, я был так поражен красотой вашей госпожи. Разрешите представиться. Сер Джованни. Я счастлив познакомиться с вами.

Он слегка поклонился, я присела в неглубоком реверансе, после чего отправилась исполнять приказание Катерины.

Но не успела я выйти, как Джованни сказал:

— Но сначала, ваша светлость, позвольте внести еще один дар. Мне кажется, его вы сможете использовать прямо сейчас.

При этих словах человек с тканями отошел к остальным, а вперед выступил третий слуга. У него в руках был деревянный ларец, покрытый изящной резьбой, инкрустированный лилиями из перламутра и золота, символами Флоренции и ее союзника — Франции. Ларец был довольно велик, в него поместилось бы целое состояние в виде украшений или столового серебра. Катерина раскрыла рот, чтобы рассыпаться в благодарностях, но, прежде чем успела заговорить, Джованни прижал палец к улыбающимся губам.

Его слуга, поддерживая ларец под дно, слегка наклонил его, чтобы графине было видно содержимое, и поднял крышку. Когда она откинулась на петлях, мы с Катериной изумленно ахнули хором.

В ларце на алом бархате лежала пара кубков чистого золота, достойных даже императора. По форме они оказались совершенно одинаковы, зато различались отделкой. Один был инкрустирован алмазами, изумрудами и рубинами, второй отделан сапфирами, жемчугом и малахитом.

Две чаши.

Я в волнении отправилась за бокалами для свиты сера Джованни и вином, наполнила кубки флорентийца и госпожи. Катерина пила, переплетя руку с рукой гостя.

Наконец-то Король скипетров прибыл и привез с собой двойку чаш — любовь. Доказательством тому служили ярко сияющие глаза Катерины.

Слуги Джованни удалились, чтобы приготовить отведенные ему покои, а их хозяин остался с моей госпожой наслаждаться вином из сияющих кубков. Катерина, пившая мало и только по вечерам, приняла больше обычного. Наверное, ее внимание было слишком поглощено гостем, и она не замечала, что виночерпий то и дело наполняет ее кубок.

Закусив виноградом, графиня обрела свою обычную уверенность и в последовавшем затем разговоре сказала Джованни: