Алая графиня

Ванноцца — крупная женщина, всего на полголовы ниже самого Борджа и в два раза шире его в талии — была одета так же роскошно, как и прочие дамы, присутствующие здесь. На ней было серовато-голубое шелковое платье и тяжелое ожерелье из сапфиров и алмазов. Однако все впечатление портило декольте. Корсет оказался зашнурован слишком туго, отчего большие груди комично вздымались и Ванноцца запросто могла бы упереться в них подбородком. Волосы, которые, как я решила, изначально были того же цвета, что и темные брови, полыхали оранжевым оттенком сушеного абрикоса. Очевидно, она недавно сильно растолстела. Плоть так и выпирала из разрезов рукавов вместе с тонкой шелковой рубашкой, и швы на корсете над талией были натянуты до предела. У Ванноццы было приятное овальное лицо с правильными чертами — если она и не смотрелась писаной красавицей, то, во всяком случае, отличалась миловидностью. На вид ей было не больше двадцати. Безупречно гладкая кожа сияла, как мрамор дворцовых стен, а глаза, подведенные сурьмой, отливали темнотой. В них отражалась пустота и холодное высокомерие.

Ванноцца не стала приседать в реверансе, потому что прижимала к себе голого полугодовалого младенца, который не позволял делать широких движений, и ограничилась вежливым кивком. Она внимательно, серьезно рассмотрела нас, женщин, и стала пересаживать младенца на другую руку, чтобы он не тянул за ожерелье. Тут я заметила у нее на пальце золотое обручальное кольцо. Его надел ей не Борджа, а какой-то другой мужчина.

Родриго назвал ей наши имена, и я снова вспомнила Бону. Если бы она знала, что меня только что познакомили с любовницей кардинала и его сыном!

— Ваше сиятельство!.. — произнесла Ванноцца мягким низким голосом, призванным услаждать слух мужчин, но едва слышным в шуме толпы, затем кивнула мне: — Мадонна Дея!..

— А это наш милый крошка Джованни, будущий капитан папской армии! — сказал Борджа, лучась отцовской гордостью и забирая младенца из рук Ванноццы, но, заметив, что Джироламо нахмурился, прибавил: — Пусть он учится на твоем блистательном примере! — Не обращая внимания на полотенце, которое Ванноцца подсунула под голого младенца, он поднес смеющегося Джованни к лицу и осыпал его звучными поцелуями.

Ванноцца наблюдала за этой сценой с полным равнодушием, затем перевела взгляд на старшего сына, который ревниво следил за отцом, и спросила:

— Чезаре, ты не мешал отцу?

Чезаре захныкал, но Борджа качнул головой, веля ему перестать, и успокоил Ванноццу, ответив запросто:

— Он вел себя вполне достойно.

После чего Родриго все-таки передал обоих детей мадонне Адриане и Ванноцце, и они сейчас же исчезли.

Живя в замке Павии и палаццо Риарио, я успела привыкнуть к роскоши, но никогда раньше не видела таких просторных залов, столь чудесного мрамора, яркой испанской керамики и невероятного количества золота в виде ваз, ложек, кувшинов, статуэток, чернильниц, ламп, тарелок и канделябров, выставленных повсюду. Мне не доводилось видеть столько гобеленов — почти все они блестели золотой нитью — и кроватей для дневного отдыха с пологом, достаточно широких, чтобы вместить двоих, обтянутых бархатом, атласом с кистями и даже ярко-красным шелком. Нас провели мимо портретов в тяжелых золоченых рамах, на которых были изображены знаменитые предки Борджа — он родился в Испании, в числе его родни был даже Альфонсо Великий, первый король Неаполя, — и доставили в пиршественный зал. Столы здесь ломились от испанских вин и наливок, от многочисленных диковинных угощений, среди которых оказался даже жареный павлин с роскошным хвостом — перья были мастерски вставлены в приготовленную птичью тушку.

Борджа сумел сесть рядом с Катериной. От госпожи меня отделяли французский посол — обворожительный, изысканный мужчина — и его помощник — яркий молодой человек атлетического сложения с тугими светлыми локонами. Поэтому я не слышала всего, что Борджа говорил графине, но его тон был явно игривым. Катерина хохотала, запрокидывая голову, купаясь во внимании хозяина, а испанский кардинал открыто кидал на собеседницу плотоядные взгляды и то и дело подливал вина в ее кубок. Он даже сказал ей нечто настолько скабрезное, что она засмеялась, тут же громко ахнула и зажала рот рукой, но было уже поздно.

Я решила, что мне пора вмешаться. Однако одного мрачного взгляда Джироламо, сидевшего через несколько человек от жены, хватило, чтобы она убрала ладонь ото рта и с достоинством выпрямилась. Борджа заметил это, после чего их разговор немедленно принял более спокойный характер.

После угощения мы перешли в другой зал, освобожденный от всей мебели. Снова появились музыканты с флейтами и тамбуринами, и Борджа повел свою кузину Адриану в плавной паване. За ними пошли Катерина с Джироламо, которых чествовали в этот вечер. В память о Маттео я отказалась от всех приглашений на танец.