Каким бы сжатым ни был срок или какой бы привередливой ни была заказчица, я никогда не подводила Марту. За это я стала получать лучшие заказы. И время от времени лишний кусок хлеба или несколько сигарет. А иногда даже скупую похвалу:
Я многому училась — иногда просто глядя на то, что делают другие портнихи, иногда помогая им шить. Кстати, все они оказались намного дружелюбнее, чем мне показалось вначале. Охотно делились со мной секретами мастерства.
Со временем я узнала их истории. Реальные истории их жизни до Биркенау.
Франсин, например, работала на большом заводе, и привычка к тяжелому физическому труду чувствовалась в ней до сих пор. Для Франсин было одно удовольствие сидеть в тихой мастерской и шить разные вещи каждую неделю. Вот только отсутствие туалетной бумаги в местной уборной Франсин очень огорчало, и она постоянно клянчила у меня бумажные обрезки.
Шона была когда-то одной из лучших мастериц в салоне одежды для новобрачных и рассказывала нам всевозможные истории о привередливых невестах и их чудовищных мамашах.
Я заметила, что Шона часто прикасается к тому месту на своем безымянном пальце, где было обручальное кольцо. Они забрали все драгоценности, когда мы приехали. У меня был только маленький золотой кулон, который подарил мне дедушка на мой последний день рождения. Там были выгравированы мое имя и дата рождения. Интересно, увижу ли я его когда-нибудь снова?
— Ты сама себе шила свадебное платье? — спросила я у Шоны.
— Сама, — улыбнулась Шона. — Оно было повседневным, из золотистого, как карамель, крепа. А когда забеременела и у меня вырос живот, я это платье распорола и сделала из него ползунки для малыша.
Она была готова заплакать.
К середине лета у меня одной была своя швейная машина, на которой разрешалось работать только мне. Мне даже доверили булавки! А когда Марта была занята в примерочной, я становилась вместо нее старшей в мастерской. И остальные портнихи должны были мне подчиняться. Я сделала так, чтобы Розу перевели на вышивание, и теперь ей больше не приходилось целыми днями прибираться и гладить. Правда, Роза не оценила это повышение.
— Ну же, — сказала я ей. — Мы с тобой теперь почти элита. Ты лучшая вышивальщица в нашей мастерской, поэтому заслужила повышение. Кстати, те одуванчики, которые ты вчера вышила на ночной рубашке, замечательные!
— Мне нравятся, — кивнула Роза. — Если не считать того случая, когда меня отправили рвать одуванчики и крапиву для супа. Я обожгла все ладони, они огнем горели. На лугу возле нашего замка их было много. Еще лютики. Знаешь этот фокус, когда нужно подержать лютик под подбородком, чтобы узнать, любит человек масло или нет?
— Что? Нет. Зачем держать под подбородком какие-то лютики? Все любят масло. Бабушка делает пудинг из хлеба и масла. Со свежим молоком, с… Стоп, все. Не отвлекай меня. Карла просила вышить ромашки на воротнике новой летней блузки. Если удачно получится, она даст мне сигарет. На них я куплю тебе пару приличной обуви вместо этого безобразия.
Роза посмотрела вниз, на атласную туфельку и тяжелый рабочий башмак.
— А я уже к ним привыкла, — сказала она. — Туфелька позволяет мне чувствовать себя элегантной леди, а башмак напоминает мне о том, что нужно, не останавливаясь, шагать вперед. Кстати, есть одна история…
— Как у тебя получается все превращать в истории?
— А как у тебя получается брать от надзирательницы подарки?
— Она заказчица. — Я поправила ее, но сама смутилась. Все же на примерки Карла обычно приходила в мундире и с хлыстом. Иногда приводила с собой Пиппу. Привязывала ее поводок к ножке кресла, и Пиппа лежала там, настороженно следя за каждым моим движением своими желтыми глазами и скаля зубы. Лагерные собаки были натренированы набрасываться на полосатых.
— Прекрати, Роза! Не нужно так на меня смотреть. Карла неплохо к нам относится, правда, на свой, довольно глупый лад. Ну, знаешь, как хавронья, которая нечаянно может своих поросят раздавить, когда в грязи валяется.
Роза улыбнулась и взяла меня под руку. Этот разговор мы вели, стоя в очереди за кружкой темной водицы, которая называлась вечерним кофе.
— Скажи, ты всех людей с животными сравниваешь? — спросила Роза. — Я гляжу, у тебя уже целый зоопарк собрался. Карла — свинья, Франсин лягушка, Шона жираф, Марта акула.
— Только не говори им, что я так их называю.
— Конечно, не скажу! Ну а я? Каким зверьком ты меня видишь?
— Не важно.
— Каким?
— Белкой.
— Белкой?! — взвизгнула Роза. — Вот какой ты меня видишь? Капризной и пугливой?