Алая лента

На краю лужайки две черепахи лениво жевали кожуру каких-то овощей. Я завороженно смотрела на них. Лужайку поливал полосатый со шлангом в руках. Несколько капель воды попали на меня, и я вспомнила, как летним полднем дедушка мог высунуться из окна и полить водой из лейки двор, на котором я играла со своими подружками. Мы так визжали! Но сейчас не до визга. Мне пришлось посторониться и пропустить маленького мальчика на трехколесном велосипеде — того самого, что я видела в примерочной с Мадам Г. Он оставил темные следы на траве.

— Живее, — ворчливо поторопила меня Карла.

Я поспешила следом за ней к дому, слегка притормозив, чтобы вдохнуть аромат роз, которые цвели прямо у крыльца.

Пиппе было приказано сидеть и оставаться снаружи.

Затем тень. Вестибюль. Настоящий вестибюль настоящего дома. Здесь пахло мастикой для мебели, жареной рыбой и еще не выветрившимся одуряющим запахом свежевыпеченного хлеба. Дальше — больше. Настоящие ковры на полу, яркие.

Где-то в глубине дома открылась дверь. Послышались шлепающие шаги. Не собака, а только начинающий ходить ребенок. Настоящий, шумно топающий ребенок. Потом голос, окликнувший кого-то по имени. Очевидно, ребенка, очевидно, потому что его неуверенные шаги стали удаляться, а затем стихли.

Открылась другая дверь. В ее проеме, словно в окрашенной белой, блестящей краской картинной раме, стояла девочка. Она была года на два младше меня, в чистом желтом платье из хлопчатобумажной ткани. В каштановых волосах девочки красовался бант, в руке она держала книгу и смотрела на коробку.

— Мама в гостиной, — сказала она Карле. Меня она не замечала. Сказала и пошла дальше в легких летних сандалиях.

Мы подошли к еще одной двери. Карла постучала.

— Войдите! — сказали изнутри. Когда дверь открылась, я увидела гостиную, выдержанную в мягких пастельных тонах — ванильных и лимонно-желтых. Там была книжная полка…

— Книжная полка? — не выдержав, перебила мой рассказ Роза. — А какие книги на ней стояли?

— Кто рассказывает эту историю? — осадила ее я.

Роза сделала вид, что надулась.

— Если уж на то пошло, то твой рассказ скорее очерк, путевые заметки, а не история, потому что ты просто перечисляешь факты, — сказала она. — И ничего не выдумываешь. А насчет книг… У нас во дворце была целая комната, целиком заполненная книгами, и больше ничем. Все четыре стены были увешаны книжными полками от пола и до потолка. И еще была стремянка на колесиках, чтобы от полки к полке переезжать и наверх забираться. Вот это были путешествия, Элла, не то что твое. От истории к ботанике, от географии к волшебным сказкам и фантастическим романам…

— И все это в твоем воображаемом дворце, — фыркнула я. — А теперь замолчи, дальше я не расскажу.

— Да заткнись уже наконец, — хохотнула Балка. Она пристроилась под нами, на нижних нарах — жевала добытый на местном «черном рынке» хлеб и запивала его таким же «левым» спиртным. — Нам всем интересно узнать о доме, в котором живет комендант.

— И о мальчике! — хрипло прозвучал чей-то голос. Кто это был, не скажу, не знаю, не видно было. — Сколько ему лет? Моему было три, когда Они забрали нас…

Собираться для того, чтобы послушать истории, стало в нашем бараке традицией несколько недель назад, когда Роза начала вслух рассказывать свои сказки. Вначале на ее голос начали собираться полосатые с соседних нар, они тянулись к ней, как подсолнухи к свету. Известность Розы стремительно росла, и вскоре послушать ее собирались обитательницы всего барака. Слухи о Розе дошли и до Балки — от ее внимания вообще не ускользало ничего. Балке рассказы Розы понравились, и вскоре она уже начала требовать, чтобы это продолжалось каждый вечер.

— Я не уверена, что смогу придумывать истории, которые придутся вам по нраву, — осторожно заметила как-то Роза, помня о том, что сама Балка славится грубыми, непристойными куплетами. Именно их она голосила, когда была в настроении, и знала этих деревенских припевок больше, чем кто-либо в Биркенау.

— Ты продолжай рассказывать то же самое, что до этого, — ответила ей Балка. — Про дятлов, волков, про меч, который может камни рубить. Хотелось бы мне самой иметь такой ножичек!

А сегодня настала моя очередь рассказывать, ведь я побывала за воротами Биркенау, и потому меня встречали в бараке, словно путешественницу, возвратившуюся из далеких неведомых земель. А вечером Роза и Балка буквально приказали мне подробно поведать о том, где я была и что видела. При нашей лагерной жизни драгоценной будет каждая, даже самая малая деталь того, что происходит на воле.

— У коменданта пятеро детей, вместе с грудничком, — рассказывала я, и весь барак слушал, жадно ловя каждое мое слово. — Я это знаю потому, что в гостиной стояла колыбель, накрытая кружевной накидкой с лентами и байковым одеяльцем.

— У моего мальчика тоже было байковое одеяльце! — простонала безутешная мать. — Я так любила уткнуться в него носом, чтобы почувствовать запах теплой детской кожи и талька…

— На диване я заметила игрушки для детей постарше, — тяжело сглотнув, продолжила я. — Машинки и куклу…