Прихлебывая кофе, руля одной рукой, еду во Франкфорд, оттуда – на север, на Делавэр-авеню. К своему удивлению, сворачиваю на парковку возле пирса, где Саймон столько раз назначал мне встречи. С тех пор многое изменилось. Сияет огнями казино «Сахарный дом». Новые парковки заняли место пустырей, в реку глядятся кондоминиумы.
Но сам пирс остался прежним. Он в аварийном состоянии, замусорен и безлюден. Та же рощица, оголенная зимними ветрами, закрывает его от взглядов случайных прохожих.
Останавливаю машину, иду через пустырь, отводя от лица хлесткие ветки, с хрустом топча сухие сорняки.
Вот и пирс. Упираю руки в бока. Думаю о Саймоне. О себе, восемнадцатилетней, зябнущей вот на этих самых досках. Что я тогда, полжизни назад, смыслила? Ничего. Что изменилось? Ничего. Мне до сих пор непонятно, зачем человеку прикладывать столько усилий, чтобы завоевать обожание ребенка – ведь ребенком я, по сути, и была.
К часу дня силы меня оставляют. Подкатывает тошнота; возможно, дело в похмельном синдроме. Сегодня отпущу Бетани пораньше. Пусть отдохнет. Выруливаю с парковки, ныряю на Девяносто пятую и еду к северу.
Открываю дверь. В квартире подозрительно тихо.
Может, Томас спит? Ему все еще иногда требуется дневной сон; правда, теперь гораздо реже.
Вешаю куртку на крючок. Заглядываю в кухню. Разумеется, там полно немытой посуды – осталась после завтрака и после обеда; а Бетани что-то не видно. Делаю вдох. Выдыхаю. Придется провести с ней беседу, а начать так: «Если б вы, Бетани, прибирали в течение дня…»
Нет, не стану нервы себе портить.
Иду дальше. Дверь детской закрыта. Если Томас спит, незачем его будить.
Дверь ванной тоже закрыта. Задерживаюсь возле нее, прислушиваюсь. Проходит полминуты. Никаких звуков.
Наконец не выдерживаю. Тихонько стучусь, зову шепотом:
– Бетани, вы здесь?
Поворачиваю дверную ручку. Оказывается, изнутри было не заперто.
В ванной – никого.
Подскакиваю к детской. Распахиваю дверь. Постель не застелена, но пуста.
Теперь я кричу на весь дом:
– Томас! Бетани! Где вы?
Ответа нет.
Врываюсь в свою комнату. Пусто. Почти скатываюсь по лестнице, ищу сама не знаю что – записку, какой-то знак, намек, зацепку.
Но я же сама только что видела машину Бетани. Стоит себе спокойно на подъездной аллее. Для пеших прогулок сегодня слишком холодно. Вдобавок Бетани и в хорошую погоду гулять не заставишь.
Выскакиваю на наружную лестницу без куртки, без шапки. Скорее, скорее. Через две ступени. Огибаю дом. Ветер так и пронизывает сквозь тонкий свитер.
Заглядываю в машину. Разумеется, в ней никого нет. Успеваю отметить, что детское кресло Бетани так и не установила – вон, валяется на заднем сиденье.
Стучусь к миссис Мейхон. Звоню в звонок. Пускаю в ход кулаки.
Мысли – одна другой кошмарнее, одна другой навязчивее. Буквально вижу Томасово тельце – безжизненное, распластанное где-нибудь на пустыре. Я достаточно насмотрелась на трупы, мне ничего не стоит визуализировать. Правда, мертвый ребенок мне попался всего один – девочка шести лет, сбитая машиной в районе Спринг-Гарден. Я тогда разрыдалась. Образ той девочки до сих пор меня преследует.
Снова жму на кнопку звонка.
Миссис Мейхон открывает, мигает непонимающе за своими толстенными очками. На ней коричневый махровый халат и тапочки.
– Мики, что стряслось?
– Томас… он пропал. Я его с няней оставила. Утром. Возвращаюсь – их нет. И записки тоже нет.
Миссис Мейхон бледнеет.
– Боже! Я их сегодня не видела!
Затем она выглядывает, замечает машину.
– Погодите, Мики, – машина-то на месте…
Но я уже собой не владею. Убегаю обратно в квартиру, мечусь по комнатам. Соображаю позвонить Бетани. Слушаю гудки. Отправляю эсэмэску:
«Вы где? Пожалуйста, позвоните мне. Я уже дома».
И тут, как вспышка, как озарение, вспоминаются слова Коннора Макклатчи: «Осторожнее будь. У тебя сын, о нем заботиться надо».
Десяти секунд хватает, чтобы принять решение.
Звоню 911 – больше ничего не остается.
Раньше не приходилось иметь дело с местной полицией.
Полицейские бенсалемского участка немногочисленны, зато высокопрофессиональны. За несколько минут превратили дом в место преступления. Двое патрульных – мужчина и женщина, он помоложе, она постарше – примчались первыми и живо меня допросили.
Отдельно допрашивали миссис Мейхон.
Странно сотрудничать с полицией за пределами Филадельфии, в пригороде. По логике вещей, мне бы обратиться за помощью к филадельфийским коллегам. Они вроде как есть – но позвонить им я не могу. По разным причинам для меня потеряны Майк Ди Паоло, Эйхерн, Саймон, а теперь еще и Трумен. Семья тоже не поможет. Наскоро перебрав в уме теток, дядьев и кузенов, я вдруг осознаю, сколь бездонно мое одиночество. Небо кажется с овчинку, дышать трудно.
– Успокойтесь, – говорит женщина-офицер, заметив, как я побледнела. – Ну-ка, вдох – выдох! Вдох – выдох!
В жизни не была допрашиваемой. Всегда сама допрашивала. Послушно делаю вдохи.
– Что вам известно о приходящей няне, мисс Фитцпатрик?
– Имя – Бетани Сарноу. Двадцать один год. Работает гримером. Берет уроки первой медицинской помощи. Кажется, онлайн.