Алая роза – символ печали

Хорошо, на этом и покончим! На сантименты времени нет, работы — по горло, и давно пора собираться в ночной клуб на встречу все с тем же — живехоньким! — сероглазым королем Павлом.

Глава 27

Я отложила томик Ахматовой в сторону, допила остывший кофе и набрала номер Костика.

— Скучаешь по мне, красавица? — вместо приветствия гаркнул он в трубку с кавказским акцентом.

— Ой, скучаю, ой, тоскую! — запричитала я, как натуральная цыганка. — А ты, молодец, не хочешь меня повидать?

— Конечно, хочу! — с тем же акцентом ответил Костик, расхохотался и тут же перешел на свою нормальную речь. — Ну, насколько я понимаю, ваше приглашение в ночной клуб остается в силе?

— В силе.

Я, говоря по телефону, одновременно подвинула к себе заблаговременно подготовленную тут же, на столике, косметичку и достала из нее весь свой боевой арсенал.

— Итак, довожу до вашего сведения, любезный сударь, что мы с вами сегодня к десяти ноль-ноль направляемся в ночной клуб «Rendez-vous», где конкретно для вас будет особое спецзадание…

Тут я сделала небольшую паузу, чтобы поэффектнее подвести свои удлиненные к вискам глазки.

Костик воспринял эту паузу как провокацию.

— Ну, не томи душу, рассказывай, что за спецзадание! — простонал он в трубку. — Или смерти моей хочешь — от переизбытка любопытства?

Мои глазки были нарисованы — огромные и чертовски выразительные, просто загляденье.

Можно было приступать к бровкам.

— Я хочу, чтобы ты жил долго и счастливо и умер в сто лет, — я улыбнулась самой себе в зеркальце. — А задание простое: держать подальше от меня, не подпускать ближе, чем на пять метров, одну даму в стиле Мерил Стрип — мамочку владельца клуба, с которым мне нужно будет спокойно побеседовать.

(Тут в самый раз заметить в скобках, что Костик — один из немногих тарасовских журналистов, не знающих Викторию в лицо, потому как свое высшее журналистское образование он получил в Москве, в знаменитом МГУ.)

— Ну вот, дожил! — патетично воскликнул Костик. — Мое дело: держать на привязи пожилых теток, в то время как другие душу отводят с молодыми и интересными мужичками. А вдруг все получится наоборот, и сынка я возьму на себя, оставив тебе мамочку?

— Батенька, да вы мечтатель!

Глазки и бровки были в норме, и я, критически рассматривая себя в зеркальце, порешила, что мой причесон выглядит как нельзя лучше — небрежные кудряшки в духе моды последних лет: все небрежно и слегка неаккуратно, словно дама только что встала и не успела толком причесаться. Стоит такая прическа, между нами, девочками, ого-го сколько, а вот я сооружаю ее самой себе абсолютно бесплатно.

В то время как Костик недовольно бурчал, хотя в его голосе проскальзывали восторженные нотки (парень просто обожает охмурять пожилых дам и, как правило, с первого взгляда становится их лучшей подружкой), я поднялась, собрала все свое барахло и отнесла в комнату, оставив на балконе лишь небрежно-эстетский натюрморт: пустой шезлонг, столик с кофейной чашкой и блюдцем, пепельница, из которой легкий вечерний ветерок поднимает легкое облачко пепла…

— Ах, надо бросать курить!

Проговорив не без патетики эту завершающую сценку реплику, я с достоинством покинула кадр.

Опущу лишние подробности моих сборов, скажу только, что выглядела я сногсшибательно, обновив платье, купленное неделю назад: серебристое, ажурное, легкое, оно, как туман, окутывало мое тело, так что мне, едва надев его, тут же захотелось бесконечно кружиться в ностальгическом вальсе. Люблю такие вещи — дающие удивительный настрой.

В десять за мной подъехал Костик, и я вышла, вызвав бурю эмоций бабулек у подъезда, прошла сквозь их строй с гордо поднятой головой и царственно уселась на переднее сиденье Костикова «Порше».

— Жива? — сочувственно поинтересовался Костик, с любопытством наблюдавший за реакцией кумушек. — А я ведь видел: все твое тело сплошь и рядом усеяно сквозными ранениями.

Я только выдохнула:

— Кажется, жива.

Впрочем, как только я подошла к машине Костика, кумушки потеряли для меня всякий интерес: в двух шагах стояла моя вишневая «девяточка», на лобовом стекле которой лежала точно такая же роза, какая была на груди мертвой Марго, а до того в течение всего дня — на пороге моей квартиры, на том же лобовом стекле и на капоте в самых разных местах города Тарасова. Бордово-красная, не первой свежести, мертвая роза.

Я глубоко вздохнула. И не надейтесь — не напугаете, кто бы вы ни были!

Частный и бесстрашный детектив Татьяна Иванова решительно уселась в машину рядом с Костиком.

— Поехали!

И мы поехали. Город Тарасов — не безразмерный мегаполис, а Старый город, благополучный район, в пределах которого и проходило все мое следствие по делу о смерти прекрасной Марго, и вовсе небольшой, так что уже через несколько минут мы были на месте.