Алая заря

Я почувствовал глухой удар по всему телу, как будто таким образом кто-то выбросил меня из глубокой ямы. Запомнил я это ощущение. И поэтому говорю: как будто я находился в глубокой яме, и какая-то могущественная Сила забросила труп на поверхность. Я (Дух) на миг только видел своё тело целиком. Труп лежал на боку. Думаю; себя я увидел в тот момент, когда переворачивался с живота на спину. Потом (через мгновенье) я видел лишь лицо своё, отвратительное. И видел кисть левой руки. Я сам чистил лицо своё. Кровь моя, смешанная с землей, засохла на поверхности глубоких ран. И живые лесные насекомые сплошной чёрной маской закрывали лицо моё. Это пиршество (бал-маскарад) голодных паразитов ярко освещали тогда ультрафиолетовые лучи. Видимость была отличная. Цвет яркого света был точно таким, каким я видел его при смерти, во время казни. В обеих случаях, до смерти и во время оживления трупа, свет был тот самый; освещение было яркое.

Воскрешал я долго; своё лицо видел продолжительное время. Рот был широко открытым, туго набитым землей и травой. Поэтому я думаю; убийца тащил труп по земле, взяв меня за ноги. Рот широко открылся от мощного удара, и поэтому земли там было много. Об этом я уже говорил, но мне было очень тяжело тогда, и поэтому повторяюсь. Более тяжелых минут жизни, чем оживление трупа, у меня больше не было. Рука моя не хотела подчиняться духу моему, пальцы мои были нечувствительными, они не сгибались. Я очень спешил, старался быстрее закончить чистку. Но в то же время я сопротивлялся невидимой Силе, которая оживляла труп. Я не хотел делать то, что делал. Было очень тяжело. И эту тяжесть я пока не могу сравнить с чем либо. Небесные Силы трясли меня сильно, и я не мог остановиться. То есть, лежать спокойно не получалось. Меня сильно тошнило. Тот неприятный трупный запах я не могу забыть до сих пор. Скажу прямо: оживление трупа действительно является самой отвратительной процедурой. И поэтому думаю; такой чести достоин лишь тот, кто породил сатану; Независимость.

Помню; я долго не мог вытащить деревянную палочку, небольшой сучок, который застрял у меня во рту. Там было сухо, и земля во рту была плотная, сильно спрессованная.

Сучок во рту говорит мне о том, что сотворенный Адам встал поперёк горла Творца. Другого объяснения у меня нет. Я думаю; сучок во рту не случайность, мне дали его на память. Такое уже не забывается.

Я смотрел на себя сверху; отчётливо видел как щупал лицо своё, очищал от грязи. Потом кадр резко сменился; я увидел лес, и при обычном свете. Было утро, рассвет. Лежал я на спине, и неподвижно; как будто крепко спал и только что проснулся. На душе был покой, и я с великим удовольствием слушал пение птиц. И вдруг перед моими глазами пронеслись ясные картины последнего времени; бессмысленный спор и избиение. Я соскочил со своего места как солдат, которого подняли по тревоге. И не успел я встать на ноги свои, почувствовал сильную боль; и головы, и всего туловища. Так же я почувствовал явную, неподъёмную тяжесть. И моментально провалился в пропасть. То есть, я потерял сознание. Когда снова очнулся, уже наоборот, я почувствовал небывалую лёгкость. И как бы парил в облаках небесных, был пушинкой, и пылинкой. Мне было хорошо. Я вообще не думал; вопросы не возникали. Но через некоторое время я опять почувствовал боль. Сильнее всего болела голова. Она раскалывалась. Мне казалось; голова моя большая. И тяжёлая; неподъёмная и неудержимая (это уже на самом деле). Я очень хотел попить воды. Это желание не объяснимое. Я так сильно хотел пить, что долгие годы потом не мог утолить жажду. В то время во рту было сухо, и слюны не было (земли там ещё было много). Я пытался встать, но туловище своё почти что не чувствовал. Ноги не слушались меня, и только левая рука помогала мне; глаза свои я открывал пальцами. В голове моей существовала лишь одна мысль: «Надо идти!»

«Величайшая из книг – книга жизни, которую нельзя ни закрыть, ни снова открыть по своему произволу.» (А. Ломартин)

Возвращение

Я с большим усилием переворачивался с боку на бок, со спины на живот. И таким образом медленно двигался в светлое будущее, и не думал о славе. Алая была заря. Время от времени я пытался утолить жажду, сосал землю. Хорошо, что место было болотистое. И хорошо, что перед моими глазами появлялся сын, которому тогда не было и года от роду. Он звал меня, и я спешил к нему, в отчий дом.

Я тогда не мог даже предположить, что был мёртв и ожил. Не до этого было мне. Оживлённый труп находился в критическом состоянии; на грани жизни и смерти. То и дело я падал в пропасть, очень часто парил в облаках небесных. Получается; много раз терял сознание. То прощался я с родными и близкими, теряя надежду, то вспоминал противника своего и в ярости говорил ему: «Я доберусь до тебя!»

Сколько времени я карабкался, выползая из леса, сказать не могу. И это не имеет большого значения. Главное, раненный зверь (я) стал видимым; его (меня) кто-то нашел.