Ранней весной подошел караван к пограничному китайскому городку Науну. Русского посла встретил наунский наместник с двумя сотнями конников. У городской стены Науна караван остановили, отвели в сторону, в город не впустили. Посольство раскинулось становищем. Спафарий поставил на пригорке свою дорожную юрту. На вершине юрты, покрытой белым холстом с узорчатой прошвой, отороченной сукном и атласом, колыхалось русское знамя.
В юрту посла никто не приходил.
На восходе второго дня, качаясь на плечах носильщиков, приплыл пестрый шелковый паланкин. Наунский наместник сдвинул штору, огляделся, взмахнул рукой. Носильщики опустили паланкин.
Наместник вошел в юрту русского посла, удивился ее отменному убранству и роскоши. Юрту пересекала занавеска ярко-желтого сукна с парчовой прошвой. На полу лежали дорогие ковры и шкуры медведя; стол стоял резной росписи, а церковный подсвечник с горящими восковыми свечами сиял золотыми отблесками. Над атласной лежанкой посла в золоченой оправе икона божьей матери работы московских иконописцев.
Люди наунского наместника принесли послу утреннюю еду: свиное мясо, горячее вино, чашечку разварного риса. Вместо ложки подали две тонкие палочки, длиной с лебяжье перо, обернутые в прозрачную бумагу. Посол палочки отложил, мясо брал руками, рис черпал своей дорожной ложкой.
Наместник учтиво кланялся, справлялся о здоровье посла, тут же с тонким лукавством выспрашивал, что написано в царской грамоте, зачем едет посол в Китай.
Спафарий отговаривался усталостью, на лукавые вопросы отвечал уклончиво, отменно ласково. Наместник и его свита кланялись почтительно, вновь заводили хитрые речи, и вновь Спафарий уклонялся от тех хитрых речей. Китайцы упрямились и русского посла в городок не впускали. Наунский наместник ссылался на многие причины: строгости обычаев, богдыхановы указы и иные помехи. Спафарий торопил:
— В город богдыханова величества — Пекин надобно идти с великой поспешностью.
Наместник щурил льстивые глаза:
— В лесах рыщут барсы свирепости невиданной, не обидели бы они русского посла…
— Не страшусь смерти!.. Страшусь прогневить великого государя Руси.
Наместник складывал ладони вместе, поднимал их над головой и, вскинув глаза к небесам, шептал:
— Луна на небе одна, а звезд неисчислимое количество. Великий богдыхан один, а забот у него не счесть…
Посольство простояло под стенами Науна еще три недели. Богдыхановы чиновники изменили отношение к послу: держались дерзко, неуступчиво, Наунский наместник подъезжал к юрте Спафария с большой свитой разодетых по-праздничному чиновников, говорил заносчиво:
— Какой ты есть посол, мы не знаем. Имеешь ли грамоту к великому богдыхану?
Спафарий отвечал степенно:
— Коль доеду до величества богдыханова и грамоты не покажу — казни достоин.
Наместник дерзко кричал:
— Что в той грамоте русского царя? Может, в ней обидные слова начертаны?!
Наместник вновь говорил о беглеце Гантимуре, о происках и бесчинствах казаков на Амуре.
Спафарий терпеливо отговаривался, ссылаясь на грамоту: в ней, мол, все прописано.
Упорства Спафария богдыхановы чиновники не сломили, уехали с угрозами, вокруг посольства прибавили караул, подолгу не приносили послу и его людям еду.
Каждое утро к юрте русского посла носильщики приносили наунского наместника в цветном паланкине. Не выходя из него, наместник кричал:
— Коль так ты, посол, упрям, грамоту отберу поперек воли!..
Спафарий, не выходя из юрты, отвечал спокойно:
— При посольстве ратная сила немалая… Грамоту отбивать станут на смерть… На то государя русского указ писан!..
Наместник гневался, угрожая держать посольство до зимы. Служилые люди посольства: многие боярские дети, подъячий Никифор Венюков и иные упрекали Спафария с неразумном упорстве, понуждали к уступкам. Спафарий вспомнил о грамоте богдыхана русскому царю, ту грамоту вручил послу воевода Нерчинского острога Даршинский.
Спафарий позвал в свою юрту наместника и важных его сановников, посадил вокруг стола служилых людей посольства и сказал:
— Сочту за разумное показать славному владыке города Науна грамоту богдыхана, писанную русскому царю…
Спафарий открыл кованый ларчик и вынул красный свиток. По шелковой бумаге и черным иероглифам чиновники признали богдыханов лист, упали на колени и отбили девять поклонов.
Наместник и его приближенные ушли гордые и довольные. Спафарий был безмерно рад своей удаче.
К восходу солнца китайцы пригнали Спафарию сто двадцать лошадей и двести верблюдов. Посольство двинулось в сторону Пекина.
В мае караван посольства остановился у пекинских городских ворот. Через три дня посольство впустили в город, отвели на окраине большой двор и ко двору поставили многочисленный караул. Людям посольства, пробывшим в пути более года, отведенный двор показался благодатным местом отдыха и приюта.
Ханьшицзе
В большой палате богдыхана собрались его советники и помощники. На узеньких ковриках и шелковых подушках, поджав под себя ноги, важно сидели надутые советники: родичи богдыхана, министры, чиновники. Опустив ресницы, они величественно полудремали.