Алеет восток

— Может, тут и нет уже никаких русских или китайцев? — сказал я, чтобы подбодрить своих людей, водителя и сержанта, меняющих колесо — был небольшой рейдовый отряд, который уже отошел? И скоро мы будем в Штатах.

— Тут мы, чего орешь? — сказал кто-то по по-английски, у меня за спиной — всем руки вверх, стоять, не шевелиться!

До ближайших кустов было ярдов пятьдесят. Трава не выше, чем до колена. Как эти четверо сумели подобраться к нам, совершенно бесшумно? Обернувшись, я увидел, как Колдуэлла, караулившего у пулемета, здоровенный русский «рейнджер» вышвырнул на дорогу, как котенка, выдернул из джипа, словно морковку из грядки. Еще двое держали нас на прицеле. А тот, который ко мне обращался, показался мне самым опасным. Его взгляд на меня был абсолютно равнодушный — как у ганфайтера, готового убить. Русские были вооружены АК-42, одеты в камуфляжную униформу с множеством карманов, без знаков различия, лица их были замотаны такими же пятнистыми тряпками, как у бандитов.

Я сказал, что мы парламентеры. Представился — назвал свое имя и звание. На что русский ответил, что парламентеры с оружием не ездят. И на его взгляд мы просто шпионы, которых надлежит расстреливать на месте. И в тот момент мне показалось, что так и будет — мы просто исчезнем, и никто не узнает о нашей судьбе. Но нам лишь связали руки и завязали глаза — и если вы никогда не ездили в джипе ввосьмером, то могу заверить, в этом нет никакого комфорта! Особенно когда ты лежишь под чьими-то ногами в позе мешка.

Нас повезли не в русский штаб. Или это так выглядело у Советов — в очень большом окопе стояли машины, по виду штабные. И там был русский генерал — я узнал его, он говорил со мной в Берлине, на победном параде. «По два сожженных „королевских тигра“ на каждый из экипажей моего полка — а дальше, у немцев танки закончились». Я первым делом выразил протест против неподобающего обращения с парламентерами — на что присутствующий здесь же «пятнистый» (значит, не рядовой разведчик-диверсант, а офицер в достаточно высоком звании) ответил:

— Мы не знали, что в Армии США парламентеры ходят, вооружившись до зубов, даже с пулеметом. И будьте благодарны белой тряпке — иначе мы бы вас положили, без всяких разговоров.

Я спросил, какого черта вы вообще делаете тут, на территории суверенного Китая, без согласия законных китайских властей. В отличие от нас, имеющих с этими властями законный договор. Или ваш Сталин уже объявил нам войну?

— Вы не следите за новостями, сэр — ответил русский — хотя мы считаем законной китайской властью именно китайских коммунистов. Но еще вчера товарищ Сталин выступил с заявлением, решительно осудив вопиющее преступление белокитайской военщины, в результате которого в Сиани погибло более пятидесяти советских граждан. Теперь мы пришли, чтобы наказать виновных. Вы ведь знаете, что крови своих людей СССР не прощает никому!

«Белокитайской»?! Я подумал, какой иезуитский дипломатический ход — и не завидую теперь макаке Чан Кай Ши! И каких коммунистов русские имеют в виду — тех, кто в Маньчжурии, или тех, кто в Сиани: знаю, что эти две разновидности красных макак люто ненавидят друг друга! Или советские и тут научились искусству политики, поддерживать обе стороны, кто победит, тот и станет фаворитом? Но ясно было, что словесная пикировка никакой пользы не принесет. Мы все же не политики, не дипломаты. Нас интересовала прежде всего, наша собственная судьба!

Я заговорил об условиях нашего прохода. Сказав, что здесь две лучших танковых дивизии Армии США, вооруженные самой лучшей техникой. И что у нас явное превосходство в силах — так зачем белым людям умирать за макак? А русский смотрел на меня, как техасский рейнджер на мексиканского бандита, пришедшего с угрозой, «у меня здесь тысяча головорезов, готовых сравнять ваш городок с землей!» — и услышавшего в ответ спокойно-презрительное, «эй, кабальеро, а кто нам за ваши похороны заплатит?». И нас категорически отказывались пропустить — только интернирование до окончания конфликта, или как дипломаты решат. Хотите прорваться силой — посмотрим, как у вас получится! И учтите, что китайский плен для вас будет куда хуже, чем наш!

И это было правдой. Даже если нам каким-то образом удастся победить — то после придется, без горючего и снарядов (сражение съест все), имея на руках огромное число раненых, идти по враждебной стране несколько сот миль. При том, что русские уже форсировали Хуанхэ, и нам придется двигаться поперек полосы их наступления.

Но я не мог смириться и с тем, что пятьдесят тысяч американских парней будут жрать баланду в Гулаге. И я не мог простить русским совершенно неподобающее отношение к парламентерам, к чести американской армии, и к себе лично! Я решил, что если русские разумные люди, то должны уступить — ведь Бомбе плевать, трус ты или герой, опытный ветеран или неумелый новобранец, и даже, чем ты вооружен — атомное пламя одинаково сожжет всех! Да, я блефовал — но думал, что если мой блеф увенчается успехом, то победителя не судят!