Алеет восток

— Лидочка, прекрати. Положа руку на сердце, Лазарева права — тебе было, что продавать?

— А и хорошо что не было! Анна Андреевна, кого я боготворила — у нее большевики мужа расстреляли, сына гноили в тюрьме, а ей лишь поманили, она в Мурманск летит, «подвиги» красных моряков воспевать! Сынок ее Левушка, отсидев на лесоповале — получил должность, доступ в архивы, и это правда, что гебье звонило в его институт и предупредило, на такого-то сигналы о «неблагонадежности» не писать? Даже ученика и помощничка ему нашли, какого-то студента с истфака, бывшего морячка, с которым Левушка вместе служил. И слился наш герой — творит, талант лелеет, с полного одобрения властей. А что обещали тебе, папа — тому, что учил меня, «если тебе дали линованную бумагу, пиши поперек»? Большевики — ваш талант взяли в заложники, так же как семьи когда-то брали! И самое подлое, что они честны — работай, развивай, но будь за них!

— Лида, а разве это плохо? Если их власть сейчас совсем не такая, как в восемнадцатом году.

— Папа, ты дурак или слепой? Будь они все швондерами и шариковыми, было бы лучше, такая власть не продержалась бы и года! Но они сейчас — такие как Лазарева: умные, идейные, и воевать умеют, их Гитлеру свалить не удалось, хотя он всю Европу подмял! И даже таланты ценят, перестали в распыл пускать. Но они не интеллегенты, понимаешь? Ты мне рассказывал, что такое свобода, как при царе было, в «России, которую мы утратили» — когда интеллегент мог не зависеть ни от кого, плевать на власть, сам выбирать где и кому служить, и его не смели тронуть иначе чем по беспристрастному суду присяжных! А Лазареву спроси про такую свободу, она и не поймет! Или скажет, государству служить — долг раба! Как она перед нами разливалась — иди к нам, ты нам подходишь, хорошо работаешь, раб, будет тебе за это самая большая миска похлебки! А вы слушали, рот открыв, одна я пыталась вас удержать — и получила, больницу с горшками!

— Лидочка, ну это решаемо. Не крепостное же право! Могу похлопотать, трудоустроить поприличнее. Или замуж выйдешь, тогда по закону можешь не работать.

— Папа! Знаешь, отчего вы тогда проиграли? А вы слишком любили жизнь! Как Лазарева говорила — добро, это солдаты Советской Власти защищают нас от американских бомб. И плевать что власть сволочная! Ах, вам талант позволяют развивать, и даже условия создают — и вы уже за. А уж «наших бьют», как тут иначе, ясно на чьей стороне в драку лезть! А надо, иногда, все снести, не разбирая, чтобы место расчистить! Пусть кровь, грязь, трупы, пожарища вместо городов — и бывшие профессора университетов выкапывают мерзлую картошку на полях. Но это необходимо — чтобы после уже правильно начать. Я в госпитале такого наслушалась — ты знаешь, что при ампутации режут по живой ткани, чтобы гангрену остановить? И гнойные раны вскрывают, кромсают по живому. Больно, страшно — но надо, иначе умрешь! Так я надеюсь, что эту войну мы проиграем.

— Лида! Ты этого не говорила, а я не слышал!

— Проиграем. И я молюсь, чтобы такие как Лазарева попали на виселицу, а не пытались после переиграть, учтя опыт — и ведь учтут, и разожгут, и толпа поддержит, вспомнив, как хорошо было при коммунистах, не желая проходить крестный путь на Голгофу до конца! Папа, ну отчего у нее, и все есть, а у меня, ничего? Ты спрашивал, отчего я этот ужасный берет надела, а не шляпку с вуалью, что мне идет — так я скажу, что даже в этом на Лазареву не хочу быть похожей! А буду, как у Чернышевского, дама в трауре — которой лишь после победы красивой и нарядной дозволено быть.

— Ну и что ты докажешь, таким протестом против власти?

— Да хоть совесть будет чиста, что не продалась! И после, когда свобода придет, новое общество начнется с таких как мы! Как ты сам меня учил — и запомни, что твое предательство я никогда тебе не прощу! Ни тебе, ни братцу Николаю.

— Ты все же приезжай в Переделкино.

— Как выйдет, папа. Если жива буду. Надеюсь, что война все же начнется! И свобода придет.

Прогудел паровоз. Скоро отправление.

— Ну, до свидания, дочка — сказал Корней Чуковский. И, осунувшись и сутулясь, подхватил чемодан, направился к вагону.

— Прощай, папа — сказала Лидия Чуковская. И пошла к выходу, не оглянувшись ни разу.

Р.Джексон. Красные соколы. Гл. «Китайский конфликт». Изд. 1969 (альт-ист.).

В чем была причина того, что США, бесспорно ведущая авиационная держава, в 1950 году оказалась совершенно не готова к воздушной войне? Как ни парадоксально, причина нашей слабости лежала в нашей силе!