Алеет восток

Я и сама сюда приходила — просила всякое небольшое. И вроде, сбывалось! А в самый последний раз — чтобы мне сюда после войны прийти, было это летом сорок первого, я уже документы в военкомат сдала, откуда дядя Саша меня в Школу забрал. И вот, вернулась, так что спасибо вам, добрые звери, и простите, что поздно пришла вас отблагодарить. Сказала так — и словно полегчало на душе. А больше мне от вас ничего сейчас и не надо, все у меня хорошо — вот только, чтоб атомной войны не было, но вам такое вряд ли по силе? Люся, и ты можешь что-то загадать — не бойся, это ж не чертовщина какая, тут зла нет, а значит, и твой католический бог не обидится.

— Аня, как же так, ты же коммунистка — удивляется Лючия — в бога не веришь, а в ши-цзов?

— А это вроде приметы — отвечаю я — или может быть, какие-то тонкие связи в мироздании? (вот, нахваталась терминов от научных светил, когда они обсуждали феномен провала «Воронежа»). Вреда уж точно не будет!

Лючия становится рядом, и что-то шепчет, глядя в небо, прижимая руки к груди, и к животу.

— Аня, я загадала, чтобы в этот раз у меня легко… не как в прошлый раз! Я у доктора была, еще в Москве, перед самым отъездом.

— Ну, поздравляю, подруга! — говорю я — а Юрка знает, или не успела еще сказать?

Лючия лишь головой мотает. Тут от Невы как дунет, вверх по ступеням, и мы будто купальщицы стали, не только плащи, но и юбки на головах, ну истиный «мерилин», и волосы дыбом! Торопливо себя в порядок приводим — смотрю, какой-то военный рядом стоит, на нас глядит. Товарищ, вы хоть совесть имейте!

А он и отвечает, совсем не замечая неловкости ситуации — Танечка, это вы? Помните, перед войной еще, год кажется, тридцать восьмой, на этом же месте?

— Я не Таня, а Аня. А вас я вспомнила… учитель из Тамбова? Вы тогда приезжали в Ленинград, квалификацию повышать, и с моим отцом были знакомы?

Вот бывает — я же сама ему тогда про этих китайских львов и рассказала! А он не забыл — и, в Ленинграде оказавшись, к ним пришел, так и встретились! Поговорили культурно, сначала там, на набережной, затем в кафе зашли — вот вы, товарищ, нам мороженое и поставьте! Вот ведь судьба — был мирный человек, учитель, даже не в самом Тамбове, а где-то южнее, лермонтовские места. Перед финской его призвали, грамотный-образованный, интегралы с логарифмами знаешь — в артиллерию, и сразу младшим лейтенантом. Теперь вот — генерал-майор, Герой, войну в Маньчжурии закончил, демобилизоваться хотел, не отпускают! Он тоже удивился, что я повоевать успела (понятно, что всего я не рассказывала, лишь про партизанский отряд «Мстители» и убитых фрицев — ну а теперь, не Смелкова а Лазарева, по партийной линии служу). А Лючия больше слушала, и, представляясь, назвала не свою фамилию, а лишь имя, «Люся». Но тоже замужем, и мужу своему верна — так что простите, товарищ генерал, никакого легкомыслия!

А после, у нашего знакомого оказался еще и «газик» с шофером. И он любезно подвез нас до «Астории». Ой, как волосы трепало, от ветра и езды, пока мы не попросили остановиться и брезентовый верх поднять, а то совсем на косматых баб-яг похожи! Возле гостиницы увидели столпотворение, и стоят несколько машин с номерами от Большого Дома с Литейного. Тут же Прохоров бегает — нас увидев, навстречу бросился, товарищ Лазарева, товарищ Смоленцева, слава богу, тьфу, Партии, живые! Да что случилось-то?

Оказывается, наше исчезновение не просто обнаружили. А как мы ушли, позвонил Пономаренко — и тут оказалось, что нас нет, и началось такое! Бедный Прохоров со своими орлами, подняв ленинградских товарищей, кинулись нас искать. Опросом постовых милиционеров, и уличных ларечников, и просто прохожих — проследили нас до Мытнинской набрежной, а дальше потеряли. И тут, наши шляпки в воде — ну отчего сразу панику разводить, «убили, похитили»? Сейчас в Кронверкском канале водолазы ищут наши бездыханные тела, по всему городу подняты на ноги ГБ и милиция в поиске нас живых, а в доме на Литейном глотают валидол — потому что товарищ Берия тоже в курсе, и уже звонил туда, выражая свою обеспокоенность. Ну, слава богу, обошлось!

Самое страшное было в Москве, у Пантелеймона Кондратьевича. Вот умеет же человек, без ора и матюгов такой разнос устроить! Хоть сквозь пол провались.