Алеф

Мой вагон последний, его будут отцеплять и прицеплять к другим составам на протяжении всего пути. Локомотива с моего конца платформы не видно, поезд кажется гигантской стальной змеей. Пассажиры – монголы, татары, русские, китайцы – стоят или сидят на своих огромных чемоданах и, как и я, терпеливо ждут, когда нам откроют двери. Время от времени кто-то из них подходит ко мне и пытается заговорить, но я уклоняюсь от беседы. Я не хочу ни о чем думать, кроме того, что сейчас нахожусь здесь, и чувствую себя готовым не просто к отъезду, но к новому вызову судьбы.

* * *

Мгновения детского восторга длились не долее пяти минут, но я успел впитать каждую деталь, каждый звук, каждый запах. Я не смогу их вспомнить, но это и не важно: время – не магнитофонная запись, которую можно перематывать туда-сюда.

«Не думай о том, что будешь рассказывать, когда вернешься. Время – это здесь и сейчас. Лови момент».

Я подхожу к моим попутчикам и вижу, что они пребывают в таком же возбуждении. Меня знакомят с нашим переводчиком, китайцем по имени Яо, родители которого бежали из Китая в Бразилию от ужасов гражданской войны. Яо учился в Японии, преподавал лингвистику в Московском университете, пока не вышел на пенсию. На вид ему лет семьдесят, он высок ростом и единственный из всей нашей компании в костюме и при галстуке.

– Мое имя означает «очень далекий», – говорит он, тепло улыбаясь.

– А мое – «камешек», – улыбаюсь я в ответ. По правде говоря, улыбка не сходит с моих губ со вчерашнего вечера, а ночью я никак не мог уснуть, думая о грядущем приключении. Такого хорошего настроения у меня не было уже давно.

Вездесущая Хиляль стоит возле нашего вагона, хотя, по моим расчетам, вагон, в котором она будет ехать, довольно далеко от нашего. Ее появление нисколько меня не удивляет. Я посылаю девушке воздушный поцелуй, и она улыбается в ответ. В пути, я уверен, нам обоим будет интересно побеседовать.

Я спокойно смотрю по сторонам, стараясь не упустить ни одной детали, как путешественник, готовый отплыть на корабле к неведомым морям. Переводчик не решается потревожить меня, но я чувствую: что-то не так, мои издатели явно чем-то обеспокоены.

Я спрашиваю у переводчика, в чем дело, и тот объясняет, что мой российский агент до сих пор не пришла. Я смутно припоминаю вчерашний разговор с другом. А впрочем, какая разница. Ну, не пришла и не пришла, ее дело.

Хиляль о чем-то спрашивает моего редактора, и получив резкий ответ, остается такой же невозмутимой, какой была, когда я заявил ей, что не смогу назначить ей встречу. Мне все больше нравится сам факт ее присутствия: мне импонируют ее решимость и самообладание. Между тем женщины начинают ожесточенно спорить.

Я вновь спрашиваю у переводчика, что происходит, и тот объясняет, что моя редактор предложила Хиляль убраться в свой вагон. Напрасный труд, думаю я про себя: эта девчонка делает только то, что считает нужным. Я развлекаюсь тем, что, не понимая ни слова, читаю язык жестов и поз. Выбрав момент, подхожу к ним, все еще улыбаясь.

– Полно, не стоит начинать путешествие на негативе. Мы все рады и взволнованы перед поездкой, какую никто из нас прежде не совершал.

– Но она хочет...

– Да будет вам. Пусть остается, она может уйти к себе немного позже.

Редакторша отступает.

Двери с шумом открываются, породив эхо на платформе, и пассажиры занимают свои места. Кто все эти люди, устремившиеся к дверям? Что знаменует это путешествие для каждого из них? Воссоединение с возлюбленной, родственный визит, мечту о богатстве, триумф или поражение, открытие, приключение, бегство или погоню? Наш поезд заполняется всеми этими возможностями.

Хиляль подхватывает свой багаж – яркую сумку и футляр со скрипкой – и собирается войти вместе с нами в вагон. Редакторша улыбается, как будто довольная тем, как закончилась их перепалка, но я понимаю, что она воспользуется первой же возможностью отомстить. Едва ли есть необходимость объяснять, что месть делает нас равными нашим врагам, прощение же демонстрирует наши мудрость и ум. Кроме тибетских монахов и отшельников в пустыне, думаю, каждому из нас знакома жажда мщения, ибо эта черта присуща любому человеку. И мы не должны себя за это слишком рьяно осуждать.

* * *

В нашем вагоне четыре купе, душевые, что-то вроде гостиной, где, как я полагаю, мы проведем большую часть пути, и кухня.

Я иду в свое купе: двуспальная кровать, шкаф, стол со стулом, развернутым к окну, дверь в душевую кабину. В ней я обнаруживаю еще одну дверь, которая ведет в точно такое же помещение. Похоже, на два купе здесь приходится один душ.

Кажется я догадался: в этом купе должна была ехать мой российский агент. Впрочем, какая разница?