Александр Алехин. Партия с судьбой

Итак, собрав воедино все доступные нам факты, мы можем сделать вывод, что Александр Алехин с большой долей вероятности умер естественной смертью, вызванной нарушением кровообращения или удушьем. Возможно, закупорка дыхательных путей повлекла за собой остановку сердца, а может быть, у приступившего к трапезе гроссмейстера остановилось сердце, и кусок мяса остался непрожеванным и непроглоченным.

Конечно, мы не можем с уверенностью сказать, как умер шахматный король, был ли он убит по неведомой нам причине или ушел в мир иной обычными для всех дорогами. Не исключено, что истина так никогда и не откроется и смерть А. А. Алехина навсегда останется неизведанной тайной. Но одно можно сказать уверенно: никаких убедительных фактов, указывающих на то, что кончина шахматного гения была насильственной, нет. Ни одна из версий насильственной смерти не имеет материального подтверждения. И отнюдь не все версии связываются с убедительными мотивами предполагаемых преступников.

Зато есть люди, которым интереснее живется в мире загадок и тайн, шпионов и маньяков, всесильных органов безопасности и мирового правительства на службе у Антихриста. Не каждый может стать непревзойденным чемпионом мира по шахматам. Но каждому по силам придумать тайну, чтобы затем самому раскрыть ее. Для этого не нужна истина.

5. Игра без правил

Мы уже отмечали, что отнюдь не все исследователи биографии и наследия Александра Алехина отличаются добросовестностью. Немало попадается откровенных выдумщиков, причем самого разного толка. Ложь множится и растет как снежный ком. Но самое неприятное и даже опасное, когда с недобросовестным писателем начинают считаться коллеги, ссылаясь на его фантазии как на проверенные или доказанные факты; учитывая его мнение и цитируя рассыпающиеся аргументы.

Олицетворением такого рода исследователя стал теоретик и историк шахмат, международный мастер по шахматам, автор многих публикаций по истории шахмат В. Д. Чащихин, якобы опровергнувший причастность Алехина к «Арийским и еврейским шахматам» и доказавший, что в статьях речь шла совсем о другом. Более того, именно Чащихин настаивает на «чекистской версии», подменяя, правда, доказательства собственным страстным желанием. Но следует учесть, что г-н Чащихин — убежденный и даже фанатичный антисоветчик. А фанатизм в деле установления истины — отнюдь не лучший помощник, поскольку всегда работает на себя, а не на истину. Иными словами, фанатизм мешает объективному восприятию действительности и вынуждает исследователя выбирать факты, подтверждающие удобную гипотезу, а за неимением таковых фактов попросту их выдумывать. Г-н Чащихин, например, заявляет, что Алехин был первым антисоветчиком. Правда, почему именно первым, так и остается загадкой. Какой номер был у генерала Врангеля или адмирала Колчака — насчет общей нумерации г-н Чащихин не просвещает своего читателя. Зато он охотно оскорбляет уважаемых людей, не разделяющих его точку зрения, и выдвигает собственную теорию жизни и смерти Александра Алехина, зиждущуюся на выдумках и расхожих антисоветских мифах. Дальше и вовсе все упрощается до неловкости, особенно когда г-н Чащихин приписывает Алехину текст, который тот наверняка должен был написать. Вот именно не написал, а должен был написать. Пылкий г-н Чащихин рассуждает как московский юнкер образца 1918 г. Та же прямолинейность и фанатичная ненависть к большевикам и Советам, та же непримиримость ко всему, что не отвечает его воззрениям. Зато манерой клеймить несогласных или инакомыслящих «агентами КГБ» г-н Чащихин напоминает уже белоэмигранта, осевшего в Париже в 1920-е гг. Исследователь может ошибиться — ошибаются все, ошибался даже Алехин. Но чего исследователь не может себе позволять, так это становиться выдумщиком, а тем паче — тенденциозным выдумщиком. Но хуже всего, когда исследователь закладывает в основание своих изысканий песок вместо камня.